Глубина души

Он его ненавидел. Конечно, ненавидел, разве может быть иначе? Ральф такой рассудительный, задумчивый, прям как этот толстый, запыхающийся Хрюша. Единственная разница между ними — Ральфу хватает выдержки, терпения не срываться на позорные свинячьи визги и не выглядеть настолько жалким. По крайне мере, в глазах Джека он никогда таким не был. Даже когда бежал от чудовища. Даже, когда совершенно точно не знал, что делать, но уверенно делал вид, будто всё обстоит иначе. Беда Джека состояла в том, что Ральф не строил из себя главного намеренно, не притворялся тем, кем он не является. Ральф и был их главным, что неуклонно бесило охотника. Пожалуй, не только это было раздражающем фактором. Никакая самоуверенность, никакое умение заставить большинство себя слушать не будоражило Джека так, как в целом сам Ральф. Что-то несомненно странное, не свойственное тянуло его к выбранному лидеру. Отбившись от зависти и желания занять вакантное место вершителя судеб, Ральф успешно запрятал в недра своей души потаёные желания. Настолько противоестественные и не своевременные, что было очень удобно свалить их появление на чрезмерно жгучую ненависть. Должно быть, она достаточно сильная, чтобы вместо животного желания прибить конкурента, переродиться в безумную тягу растерзать одним взглядом. Поэтому за их молчаливыми дуэлями можно было наблюдать бесконечно. Во время споров они смотрели друг на друга до последнего, пока кому-то не становилось то ли стыдно, то ли в голову лезли порочные мысли. Или не порочные, но в любом случае неподходящие для соперников. Далее обязательно был либо горький комментарий, либо тихое смирение. За голос Ральфа, подрагивающий на этом моменте из-за ненасытной бури эмоций, сверкающей алыми молниями гнева и бледными, почти белыми лучами внезапно пришедшего смирения, Джек готов продать душу. Если ещё этого не сделал ради возможности так дерзко и нагло подойти к лидеру во время словесной перепалки. Иными словами, светловолосый мальчик заставлял его чувствовать что-то непозволительно роскошное, будто он, Джек Меридью, в одну секунду стал обладать сокровенным алмазом. Только алмаз этот был из плоти и крови и отнюдь не принадлежал Джеку. Это раздражало, заставляло сжимать ладони в кулаки от бессилия. Так ведь не честно, правда? И почему ему вообще так хочется задеть Ральфа, а в следующую секунду, сделав вид, будто исподтишка, пробормотать извинения. Он очень старался уходить недостаточно далеко, чтобы гордость не позволила словам застрять в горле. Увы, так уж получалось, что действовать по собственному плану оказалось нереально. Ральф одним своим видом вызывал желание поспорить. Чтобы оказаться как можно ближе к нему, чтобы склониться над ним и выплёвывать фразы практически в самые губы. Главное — не поддаться искушению и не укусить их. Хотя, почему-то, Джек был искренне убежден, что получил бы в ответ не менее смачный укус. Так бы они и продолжали стоять в нахлынувшей тишине острова, обмениваясь болезненными отметками на губах, пока, в конечном итоге, их пыл не начал остывать, действия смягчаться. Дальше Джек и боялся думать, во что это могло вылиться. Они бы отпихнули друг друга или медленно отстранились, дыша тяжело и поверхностно, будто землю на мгновение выбило из-под ног, а разум совершенно забылся? А может, им бы стоило только посмотреть друг другу в глаза, затем опустить искрящиеся взгляды на губы и, наконец, потянуться навстречу без ненависти и соперничества. Словно, именно так и должно быть, и они не совершают какой-то глобальной ошибки. Если уж и поразмыслить, то фатальную ошибку совершил Джек, в тот самый момент, когда переборщил со своей наглостью. Он понял, что зашёл слишком далеко, когда Ральф спросил, за что же он так его ненавидит. И не было ни одного ответа на этот вопрос. Может быть, потому что мальчишка обладает неслыханным авторитетом, потому что просто вовремя нашёл ракушку и, благодаря подсказке Хрюши, дунул в неё. Или потому что Джек, такой самоуверенный охотник, позорно позволил считать Ральфа своим другом, до появления безумного желания… покусать его губы с обязательным условием: финал этого действия будет настолько противоречиво нежным, что они оба потеряют голову. Где они уже её найдут — не так важно. Словом, вариантов действительно было много, и предпочёл бы Джек выбрать банальную зависть, но его коварные чувства играли в прятки даже с ним. Джек до последнего хотел верить, что ненавидит Ральфа в правильном смысле этого слова. Но что-то ему подсказывало — ни у кого на свете, чувствуя он разъедающую ярость, не выступают слёзы изо побега от своего врага, если таковым можно назвать лидера детишек. А он позорно позволил солёным каплям скатиться по щекам и окропить холодный, чёрный в ночи песок. Кто-то бы сказал, что это слёзы ярости, и Джек с удовольствием принял такое на веру, потому что так намного легче, чем осознание мысли — ему просто не очень-то и хотелось уходить от Ральфа. Пускай, он категорически не согласен с ним, но… это странное «но», не имеющие продолжения в голове Джека, заставляло его смущаться самого себя. Впрочем, не только это. Когда-нибудь он обязательно прижмёт к себе Ральфа, чтобы просто почувствовать тепло такого желанного, но недоступного тела. Если повезет, ему удастся урвать недолгое соприкосновение губ, оправдав это как-нибудь несуразно. Скорее всего, просто притворившись безумцем. На этом острове каждый может тронуться, и кто бы мог подумать, что причиной помешательства безукоризненного Джека может стать обычный мальчишка в серой рубашке? В глубине души Джек Меридью надеялся — его ненависть перестанет мутировать в такие странные формы. Но ещё сильнее он хотел бы знать, что тоже самое происходит и с Ральфом. Только спросить лично об этом казалось страшным позором для высокомерного Джека, поэтому приходилось вертеться вокруг да около, как настоящий охотник, пытающийся подступиться к жертве с верной стороны.