Боги небес

Слэш
NC-17
Завершён
44
автор
Размер:
3 страницы, 1 часть
Метки:
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
44 Нравится 1 Отзывы 5 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Глаз Брата-Радуги казался на этот раз бледно-золотым, точно амасек в высоких хрустальных бокалах, и сам он был словно пронизан золотыми бликами удовольствия. И я мог в тот момент точно знать — он чувствовал то же самое, что и я. Опьянеть, подобно смертным, нам не грозило, но, пожалуй, можно было сказать, что мы были пьяны — не так часто нам, разбросанным по звездной степи ещё до рождения, а после вновь рассеявшимся по ней в служении нуждам Великого похода и согласно воле отца, приходилось встречать кого-то ещё из нас. Когда же речь была не просто о ком-то с общей кровью — о тех именно, кто в полной мере может понять тебя — то встреча превращалась в подлинное сокровище превыше легендарных самоцветов Чогор-хана и его сестры, красавицы Шувуу. Начиная нашу работу над организацией Либрариума, мы трое сблизились настолько, что порой говорили меж собой чистой мыслью, что переносится из головы в голову без помощи языка и состоит в равной мере из слов и образов. В дни наших встреч это умение оживало вновь, и сейчас наша беседа показалась бы странной любому, кто не был, подобно нам, одарён природой. Брат-Радуга — в тот момент я с трудом мог думать о нём иначе (ведь в таком разговоре совсем не обязательно произносить: «Магнус» — можно передать лишь образ, что будет точнее имени, данного кем-то другим) — как раз говорил, и не в первый раз, о том, что мог бы научить нас большему, чем нам дано было постичь, вступая в жизнь. Каждый из одарённых — каждый, и мы не были здесь исключением, пусть даже не были рождены от обычных матерей и отцов, — учится чему-то, что ему нужно, порой сам не замечая того. Брат-Радуга отличался от нас — он, кажется, умел всё. Отличался он также и в том, что единственный говорил об этом открыто. Я молчал о своих возможностях и способностях, но мой флот не просто так всегда оказывался на месте раньше прочих, и я знал: образ, что соответствует в нашей мысленной речи мне, должен значить «ветер». Ветры, дующие на просторах Имматериума, никогда не останавливаются. Эти, с такой лёгкостью данные и принятые прозвища, напоминали мне древнюю легенду моей родины. И впрямь — мы были как братья-боги, рождённые от Отца-Солнца и Матери-Якши. Когда он, одолев её в великой битве, сорвал с неё богато изукрашенные доспехи и вложил свой сияющий меч в её темные ножны, сама Великая Степь, что была прежде, содрогнулась, и То-Чего-Нет смешалось с Тем-Что-Есть, и от соития этого родился мир, а с ним и боги-братья: Радуга, Небесная Птица и Ветер, Стена Гор и Волк, Змея и Ворон, те, которые ходили по земле среди людей, и Смерть. И сыновья Отца-Солнце и Матери-Якши сами были бессмертными демонами и небожителями. Когда я поведал её остальным, Брат-Радуга сказал, что подобные космогонические легенды встречаются у всех примитивных народов по всей галактике. Но искра, плясавшая при этих словах в его единственном глазе, давала понять, что сказал он не всё. Что лучше всего получается у Брата-Птицы, я не знал, — но догадывался. Его крылья одинаково легко несли его в небеса как в доспехах, так и без них, и истинный предел тяжести, какую он мог бы удержать в воздухе, был неведом ни мне, ни кому-то иному. Когда я сказал об этом, Магнус легким жестом в незримом мире предложил Сангвинию развернуть крылья. Тот поднялся с кресла, и, выпрямившись, раскрыл их. И мы подошли к нему, встав так, чтобы ничто нам не мешало. Я не раз видел его в бою, когда он падал на тех, кто сражался против Империума, живой сияющей молнией, и не раз видел его близко от себя — стоило лишь протянуть руку. Но я не переставал изумляться тому, каким совершенным творением были его крылья. Белые — той ослепительной белизной, какая бывает на вершинах высоких гор, они были, по меньшей мере, вдвое длиннее его собственного роста. Перья их казались мягкими, но, поймав себя на том, что прикасаюсь к ним, я вновь убедился, что на ощупь они напоминают, скорее, резную кость — гладкую и твердую. При этом они оставались упругими, как и положено быть перьям птиц, и слегка пружинили при нажиме. Иным же чувством, отличным от пяти, я видел сейчас, как под прикосновениями — моими и Магнуса, — вокруг крыльев, окутывая каждое перо, распускаются тончайшим кружевом линии Силы. О да, он был силен, мой брат — то, что мы видели, не было пределом его сил: скорее, независимо от сознания, он вложил ровно столько, сколько потребовалось бы ему сейчас, чтобы взлететь, а его одеяние весило совсем немного. Но — связанные в одно, — мы легко представляли себе, как эти каналы могут до края наполниться ослепляющим сиянием Имматериума — должно быть, он бы сумел поднять или сделать легче целый крейсер, если бы думал о нём как о своей броне. И другие вспышки пробегали по меридианам силы от наших прикосновений — лёгкое приятное золото. Крылья его должны были быть довольно чувствительными, и спустя время я прикасался к его силе и погружал пальцы в мягкий пух не для того, чтобы увидеть его возможности, но чтобы золото, пронизавшее его тело света, сделалось ярче. Готов поклясться, что прикосновения Магнуса служили тому же самому — я видел, как его руки прикасаются там, где крылья вырастают из спины, а пух исчезает, уступая место бледной коже. Для этого Магнус расстегнул одежды брата на спине — там, где были потайные застёжки, — и хитон, соскользнув, упал к его ногам. Их сила почти сливалась, когда они стояли так близко, и я с трудом, но мог увидеть, как их сияющие ауры соединяются по краю, проникают друг в друга, рождая вспышки там, где они вбирали друг друга слишком глубоко. Тело Сангвиния было, за исключением перьев на крыльях и золотистых волос на голове и лобке, почти гладким, безволосым. Глаза его сияли отблеском психического пламени, что охватывало их двоих всё ярче, став из голубых янтарными, но уже расфокусированно туманились. Я положил руки ему на талию, подходя ближе, прижимаясь и одновременно добавляя свою силу в психическую сеть, которую до этого они плели без меня. Теперь, совокупно, она связывала нас и текла сквозь меня, пронизывая мой позвоночник, наполняя меня жаром, и напряжение заставило меня быстро дернуть завязку штанов. Его член, упирающийся в мой живот, лёг в мою ладонь, и я, закрыв глаза, вплёл в окружившую нас паутину ещё и ритм собственных движений — ритм неярких, тёмно-янтарных всполохов удовольствия, а он, протянув руку, слил свои движения с моими, и мы отразили друг друга, как зеркала. Он сложил крылья, и они скрыли лицо Магнуса от моих глаз, точно облака, но я знал — чувствовал, что он там, положив одну руку на живот Сангвиния, пальцами другой мягко скользит внутрь и наружу — от его движений по паутине мягко пробегали легчайшие импульсы неудобства и мягкая дрожь. Я не открывал глаз — там, в зримом мире мы стояли, обняв друг друга, даже не особенно крепко — нашим рукам нужно было всё же пространство для движения. Незримо же мы плыли в невесомости, взаимопроникая и обвиваясь, так бесконечно рядом, что казалось, в одно из мгновений соединимся в одно тело света, которое не сможем разнять. Единение, сотканное нами, медленно тяжелело, наливаясь сияющим пламенем, пульсировало, и в него временами вплетались впечатления зримого — хриплое дыхание Магнуса, короткий вскрик Сангвиния, или дрожь, сотрясающая меня самого. Он неосознанно взмахивал время от времени крыльями, и это дуновение воздуха отражалось в паутине холодной зеленоватой вспышкой. И, наконец, сияние наше стало вовсе нестерпимым, оборвавшись одной длинной судорогой, и мы утонули в нём. Много или мало времени прошло, прежде чем мы начали вновь замечать его ход, мы не знали, но, очнувшись и ощутив друг друга — не сразу сумели разомкнуть сплетенные руки. ...ибо это было подлинное сокровище, единственная роскошь, которую стоит ценить.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.