Бешеная карусель.

Кит не знает, почему влюбляется в того или иного человека. Чаще — иного, и всего одного. В Широ всё немного другое, чем в окружающих: он добрее, умнее, спокойнее и иногда как ляпнет что-то, не думая о том, как выглядит в чужих глазах, что Кит только утомлённо вздыхает. Но то, что подкупает его с потрохами, выбивает из головы всю подозрительность — Широ не боится быть заботливым. Для него как само собой разумеющееся подать руку незнакомой девушке, спросить у учителя, не нужна ли тому помощь, устроить экскурсию по кампусу только поступившему студенту, хотя этот самый студент старательно дерёт нос и строит независимую мину. Широ смотрит прямо в глаза, по-доброму улыбается, и Кит навсегда запоминает эту улыбку, позже проклиная себя последними словами — что ещё за поведение стереотипной девчонки из второсортной мелодрамы? Он старается стать лучшим, хотя пришёл в Академию с не совсем ясными целями. Ему нравится космос, какой он есть — далёкий и неопознанный, а потому прекрасный. Кит смотрит на небо из окна своей комнаты, когда видит, что внизу устраивается Широ и тоже разглядывает звёзды, у его бока негромко играет слабая переносная колонка. Кит засматривается на его задумчивое лицо, а потом не успевает отшатнуться в комнату, когда Широ поднимает голову и в упор смотрит на него. Мысли проносятся со скоростью и разрушительностью метеоритного дождя: «Он рассердится? Проигнорирует?» Широ улыбается, а потом приглашающе манит его рукой и похлопывает ладонью по нагретому бетону рядом с собой. Кит гордо вздёргивает нос — он не какой-то там домашний зверёк, который только и ждёт подачки хозяина, но у Широ такая улыбка, что ею можно расплачиваться за вход в рай. Кит спускается, садится в полуметре от того места, которое ему показывали, и, не скрываясь, буравит чужое лицо взглядом. Широ неловко чешет подбородок.  — Что такое?  — Зачем позвал? — без обиняков обрывает его Кит. Ему хочется поговорить о другом — о том, почему Широ поступил в Академию, хорошо ли управляет тренировочным кораблём, куда хочет пойти работать, но природная подозрительность упрямо сжимает пальцы на горле. — Ты первый, кого я заметил за этим… — Широ кивает на небо над ними, и Кит заворожённо смотрит на его губы, переводит взгляд на глаза. Те чёрные, как ночной космос. — Решил, что нам может быть о чём поговорить. — Да? — с показным сомнением тянет Кит и склоняет голову на бок, исподлобья разглядывая Широ. Тому, похоже, ни капельки не неловко. Он откидывается спиной на стену Академии, вытягивает ноги, цепляя каблуками сапог траву, и приглушает звук колонки: теперь музыка больше похожа на далёкое эхо. — Что ж, тогда почему ты смотришь на звёзды?  — Через полгода я выпускаюсь, — Широ поднимает глаза на небо и мечтательно улыбается. Это запрещённый приём, но Кит ему никогда об этом не скажет. Он себе-то признаться боится, но Широ очаровывает его, будто пение — змею. — Полечу со своей командой на Плутон. Пытаюсь представить, каково там будет. А ты? Кит не хочет говорить, что просто любуется космосом, уж слишком сопливо это звучит. Поэтому придумывает вполне удобоваримую историю, что всегда интересовался полётами на далёкие расстояния. Широ слушает его, не перебивая, только иногда переспрашивает что-то. Он даже поворачивается к Киту всем корпусом, подбирает под себя одну ногу и чуть склоняется вперёд — вся его поза говорит о том, что он заинтересован и в истории, и в рассказчике. Кит понимает, что ошибся. Широ манит его, как кошку — тёплое солнечное пятно. Кит сам до конца не понимает, как это происходит. Просто каждую неделю он садится ещё сантиметров на десять ближе, и через месяц сидит под самым боком Широ, а на шестую неделю тот неуверенно и осторожно обнимает его за плечи. Лицо у Широ, обычно такое спокойное, сейчас бледнеет от волнения, и он вопросительно смотрит на Кита.  — Можно? Кит не дурак, чтобы хрипеть всякие «можно» севшим от смущения голосом, поэтому он сам скользит рукой по талии Широ и боком прижимается к нему. Широ любит и умеет нежничать: целует при встрече в щёку, в шею — пока Кит стягивает рубашку, в нос — пока он приходит в себя после оглушительного оргазма, в руку — на церемонии выпуска, пока никто не ищет главного добряка потока. Кит, будто боясь, что не сумеет сказать о своих чувствах, старается держать крепче, обнимать дольше. Он зовёт Широ «папочка», сам поражаясь своему коварству — Такаши краснеет и сбивается с мысли, а потом жарко шепчет «прекрати!». Они словно стараются расплавить друг друга в своём тепле.  — Когда прилечу с Плутона, то свожу тебя в кино, — обещает Широ в ночь перед отлётом. Утром за ним заедет затемнённый кар защитной расцветки, и они не увидятся столько времени, что Кит даже думать об этом не хочет. Он не собирается отмечать дни в календаре или что-то в этом роде — хрень девчачья! — но всё равно будет скучать.  — Если ты поведёшь меня на какую-то тупую комедию, то сам её смотреть останешься, — сонно угрожает Кит, в последний раз засыпая на чужом плече и сквозь сон чувствуя, как Широ по привычке впихивает бедро между его коленей и утыкается носом в волосы. Кино отменяется, и никому не грозит смотреть тупую комедию в одиночестве. Широ не возвращается с Плутона. Кит мечется, как кот, долго живший на веранде летнего домика, увезённый с тепла и света на долгую зиму куда-то далеко, а вернувшись, обнаруживший только голый пустырь. Он ищет так отчаянно хоть какие-то следы Широ, что сам себе кажется ненормальным. Он срывается с катушек и срывается на людей, выводит тренировочный самолёт в такой крутой вираж, что девушке из его команды становится страшно до слёз. Глядя на её заплаканное лицо, Кит видит себя. Ему тоже страшно, но он держится. Когда его выгоняют из Академии, точнее сказать — выкидывают, разве что не за шкирку взяв, — он всё равно держится. Ищет себе занятие, в конце концов, находит, носится вокруг карты — вымеряет, вычерчивает, предполагает и однажды, устраиваясь на ночь, понимает, что привык спать один. Кит лежит поперёк кровати, раскинув ноги и заложив руки под голову, и разглядывает небо в окошке напротив. Дом старый, маленький, и всё здесь такое же маленькое, незначительное. В этом доме можно прятаться от всего мира, если ты счастлив, и получается кое-как выживать самому. Кит долго думает об этом, а потом заставляет себя перевернуться на бок и заснуть так, оставляя половину кровати кому-то невидимому. Широ находится так же неожиданно, как и потерялся. У него шрам поперёк носа и выбеленная сединой чёлка, вместо правой руки — странный протез. Кит пытается понять — Широ это или всё-таки не он, сердце глухо бухает где-то в рёбрах, к лаборатории с топотом бегут новые солдаты. Времени на размышления очень мало, и Кит решает, что кем бы ни был человек перед ним — он спасёт его. Спасение по плану приходится отложить и корректировать на ходу, потому что на поле действия появляется ещё один игрок. Точнее, их трое, но два других парня не вызывают такого стойкого раздражения, как этот, первый, смуглокожий и смазливый. Кит едва не бьёт его по рукам, когда тот подхватывает Широ с другого бока, но, нужно признать, сам он Такаши на своих плечах не вытащит — разная весовая категория. Приходится согласиться с прихотью судьбы. Когда они добираются до дома, чудом не угробив кар — Кит сам на долю секунды сомневался, что сумеет вывести их из самоубийственного пике, — проходит время «бей и беги» и наступает время «остановись и подумай». Точнее, «остановись и коснись». Кит подходит к Широ по привычке тихо, не выдавая себя ни единым звуком, но тот всё равно оборачивается коротким, резким движением. Его глаза больше не добрые, они просто тёмные и потерянные. Кит замирает в шаге от того, кого искал и кому оставлял половину своей постели. Что-то в его голове шепчет, что вот последнее — это он зря.  — Это правда? — голос у Широ настороженный. Он сам весь будто зашуганная дворовая кошка, которая отовсюду ждёт пинка. Кит подходит ближе и неловко опускает руку на крепкое плечо.  — Всё правда, — он не знает, какие слова подобрать. — Ты… Кит замолкает окончательно. Широ неуверенно, будто вспоминая что-то, вытягивает руку, проводит ладонью от макушки к затылку, приглаживая мягкие пряди, и осторожно привлекает к себе. Кит прижимается к его груди, слушая стук чужого сердца, и не чувствует себя на своём месте. Всё вертится, как на бешеной карусели. Огромные роботы, инопланетяне, хрупкая смуглокожая принцесса, сон в десять тысяч лет и возможность умереть в любую секунду за призрачные, но очень героические цели. Кит не знает, как человек, побывавший в плену, сможет реабилитироваться в таком безумии. Он понимает, что Широ и не пытается. Просто привыкает, придерживает тревожность на коротком поводке, присматривает сам за собой, стараясь не сорваться. Кит не знает, как ему помочь. Он никогда такого не умел: психология — не его конёк, чужая душа — потёмки, да и характер у него сам по себе — не сахар. Широ помнит, что между ними было что-то тёплое. Иногда он задаёт вопросы с таким видом, будто прощупывает минное поле. — Может, потренируемся сегодня вместе? Или же: — Может, поговорим? Киту кажется, что он вляпывается на каждую мину, которую может. В словах он дурак дураком, и слава космосу, что Широ это вроде как всё ещё помнит. На каждую неловкую фразу Кита он реагирует улыбкой, совсем не такой тёплой и нежной, как раньше, но не злится. Этого всё равно мало, а Кит не знает, как это изменить. Он старается обнимать чаще, быть ближе, но Широ скручивают фантомные боли, и тут уже не до объятий. Они пытаются снова спать вместе, но Кит отвык и постоянно пинается, а Широ сжимается в комок и дремлет в полглаза. К тому же, их команда всего из пяти человек и хранить секреты в таком коллективе — дело сложное. У них получается всего один раз, но так скомкано и спешно, что Кит чувствует горькое разочарование: раньше Широ мог довести его до исступления одними поцелуями, заставляя стонать от влажных прикосновений губ к шее и груди. Судя по лицу Такаши — он чувствует то же самое. Они ограничиваются поцелуями, но даже те выходят раз через раз. На их фоне, всех таких раздолбанных и еле держащихся на плаву, носится, как полный кретин, Лэнс, тот самый смазливый прилипала. Он считает, что двусмысленные шутки — это здорово, а подкатить к девушке, только вышедшей из криостазиса — норма. Кит его терпеть не может. Хотя сам не понимает почему.  — Ты мой герой, — с восхищённым блеском в глазах заявляет Лэнс, глядя на Широ. Тот мнётся, не зная, как реагировать на такое заявление, его лицо темнеет, и Кит уже готов рычать от злости, но Лэнс продолжает трепаться, как ни в чём не бывало. — И не для меня одного!  — Разве это хорошо? — негромко замечает Широ и, когда Лэнс — слава космосу! — затыкается и изумлённо смотрит на него, спешит объяснить. — Я же ничего по сути не сделал. Просто полетел на Плутон и сразу же разбился.  — Да я не о Плутоне! — отмахивается Лэнс. — Я о том, что ты — живое доказательство того, что если ты крутой пилот, то можешь сразу с Академии устроить себе полёт. Я вот — крутой, и глядите, где я — в самой далёкой зад… В комнату входит Аллура, объясняя что-то Пиджу.  — Замечательной планете нашей вселенной, — мгновенно сворачивает на другую колею Лэнс, улыбаясь как пришибленный. — Вся красота планеты кроется в ваших глазах, принцесса! Аллура смеряет его взглядом — обделила природа умом бедолагу! — и продолжает свой рассказ. Пидж и Широ тихо хихикают, глядя на ничуть не обидевшегося Лэнса, который уже нашёл себе другое занятие — эксперименты с тем, как далеко он сможет отклониться со стула и не упасть. Когда этот кретин судорожно ловит равновесие, и только вовремя метнувшийся к нему Широ спасает того от падения, Кит сам с трудом сдерживает улыбку. Какой же идиот. — Широ, спорим, ты бы Аллуру за пару приёмов очаровал? — окликает своего капитана Лэнс, разъезжая по всему залу на крутящемся стуле с высокой спинкой и дорогой драпировкой.  — Чего? — Широ роняет книгу, которую пытался читать — язык расы Аллуры не слишком отличается от земного, но длинные предложения порой вводят в тупик даже умницу Пиджа. Кит, сидящий на подоконнике, с замиранием сердца смотрит, как на бледных щеках возлюбленного проступает румянец. — Зачем мне?  — Как узко ты мыслишь, — сокрушённо качает головой Лэнс. — Я ж не практически, а теоретически.  — То есть? — Широ недоумённо хмурится, и Лэнс вздыхает так душераздирающе, словно тот сказал какую-то несусветную глупость. Оттолкнувшись, он стремительно подъезжает к Такаши и внимательно глядит ему в лицо, едва носом в нос не тыкаясь: у Лэнса понятия о личном пространстве такие смутные, что Кит начинает подозревать — тех нет вовсе. Когда он сам ссорился с этим придурком, то в один момент оказался к нему так близко, что почувствовал чужое дыхание. Лэнс всегда пах мятой: ел жвачку или конфеты, которых у него оказался просто нескончаемый запас.  — Смотри, — Лэнс подаётся вперёд, без тени смущения проводя пальцами от ключиц до плеч Широ. — Размах орла, как у нас это называется.  — У кого? — ошарашенно переспрашивает Широ, но не отстраняется.  — У кого надо, — буркает Лэнс, и Кит начинает подозревать, что тот сам это придумал. — В общем парни, у которых такая фигура, имеют огромный успех у девушек априори. Плюс у тебя характер что надо, а если какая-то мадам заартачится, то ты просто сделай так, — Лэнс чуть склоняется, проникновенно заглядывая в глаза Широ, — и скажи, что ты сделаешь её счастливой. Кит не видит лица Лэнса, но слышит его голос, и этого достаточно, чтобы по телу прокатилась волна тепла. Этот чёрт умеет говорить таким ласковым, бархатным тоном, что появляется слабость в коленках. Кит злится на себя, злится на Лэнса, но, когда поднимает глаза, то видит, что Широ, от которого самопровозглашённый казанова уже отвернулся, бурно краснеет. Тёмные глаза беспомощно смотрят Киту в душу и умоляют сделать хоть что-то, поэтому он открывает рот для саркастичной остроты, которую уже генерирует, но тут Лэнс подъезжает к нему на своём проклятущем стуле, встаёт, стремительнее молнии, и нависает над ним, одной рукой опираясь о стену за его спиной.  — Тебе, друг мой отвратительный, — шепчет Лэнс тем самым шёпотом, от которого Кита пробирает возбуждённой дрожью по позвоночнику, — нельзя обещать «долго и счастливо». Другой типаж, — Лэнс на мгновение отводит взгляд, а потом его лицо меняется, в глазах появляется опасный блеск, а на губах — лукавая улыбка. — Скажи, ты хочешь «долго, но скучно» или «горячо и счастливо»? Кит чувствует, как горят щёки. Он отпихивает Лэнса так сильно, что тот едва не падает, и даже сам не осознаёт этого. Всё его тело дрожит от предвкушения, внизу живота сворачивается тугой узел, а на кресле напротив сидит такой же заведённый и ошарашенный Широ, прикрывающий зарумянившееся лицо рукой.  — Ты чего? — сердито огрызается Лэнс, с трудом устоявший на ногах, удивлённо приподнимает брови, а затем хохочет в голос. — Да ты покраснел! — оборачивается, видит Широ и ржёт ещё обиднее, вытирая тыльной стороной ладони выступившие от смеха слёзы. — И ты тоже! Как раки варёные! Видели бы вы себя! Кит даже одёрнуть его не может, с трудом приводя дыхание в порядок. В ушах ещё стоит горячий шёпот Лэнса. Безумная карусель останавливается, мгновение находится в спокойствии, а потом начинает вращаться в другую сторону, сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Кит видит Лэнса повсюду, потому что тот носится по всему замку, желая везде и всюду пошуметь. Его голос громкий и раздражающий, но стоит вспомнить, каким опасно-соблазнительным он может становиться, и в горле пересыхает. Лэнс улыбается, как полоумный, ржёт над Пидж и шутит о прожорливости Ханка, воркует над своим львом — редкостная придурашливость смешивается в нём с такой же редкостной притягательностью, когда он успокаивается и думает о своём, машинально поглаживая указательным пальцем нижнюю губу. Лэнс манит его, как кота — кошачья мята. Кит чувствует себя предателем, когда тихой сапой следит за Лэнсом на завтраке, наблюдает во время тренировки, поражаясь, как можно быть таким нескладным и ловким одновременно. Он чувствует себя предателем ровно один день, потому что утром следующего видит, как нависает над Лэнсом Широ во время разговора, сдержанно улыбаясь и стискивая руки в кулаки за спиной. — Так глупо, — однажды говорит тот, усевшись на кровати Кита. Замок утихает, отдавая дань наступающей ночи и принимая её правила, в коридорах гаснут светильники. Широ трёт глаза, но лица не опускает, хотя Кит видит — ему очень неловко. — Я, наверное, эгоист. Или просто с головой у меня не в порядке, но я не хочу расставаться с тобой, хотя смотрю…не только на тебя. Он не произносит имя Лэнса, но Кит его понимает — он тоже не может произнести.  — Наверное, мне что-то всунули в голову там, в плену, — Широ горбится, словно под неподъёмным грузом. — Или я всегда был таким. Ненормальным.  — Не был, — Кит с трудом выдавливает из себя слова, не позволяя себе малодушно промолчать и просто обнять Широ, как он сделал бы раньше. Потому что это ничего между ними не прояснит, а Такаши так и будет считать себя дефектной деталькой, испорченной раньше или позже. — Я тоже. И тоже на него. Кит едва не проклинает себя за убогое косноязычие, но Широ резко вскакивает с кровати и обнимает его так пылко, что всё отходит на второй план, будто сорванный ветром туман. Кит медленно поднимает руки, неуверенно кладёт их на чужую спину и чувствует под ладонями крепкие мускулы. На мгновение в памяти вспыхивает шёпот Лэнса, и от этого в голове разгорается пожар, постепенно захватывающий всё тело. Кит впивается в губы Широ не спрашивая и даже не думая, делал ли так раньше. Он вспоминает свою ярость, с которой гнался за ускользающим призраком, пропавшим на Плутоне. В груди клокочет, к горлу подкатывает комок и мешает дышать, но тут Широ отвечает, жадно облизывая его нижнюю губу и скользя языком глубже в рот. Если бы Кита когда-нибудь поймали и под пытками спросили, чем же отличался этот секс от всех предыдущих, он бы сказал — этот был взрослее. И добавил бы совсем шёпотом — и жарче. Они с Широ будто были бикфордовым шнуром и огромной связкой взрывчатки, а Лэнс оказался незакрытым огнём. Взрывной волной их кидает прямо к нему. Широ предлагает Лэнсу присоединиться к ним на тренировках, и тот соглашается, с деланно сокрушённым видом говоря, что не может отказать своему герою. Кит внутренне смеётся и думает, а не начать ли снова к месту и нет называть Широ «папочкой», просто чтобы увидеть реакцию Лэнса. Они заходят с разных сторон: Широ поддерживает у всех на виду, одёргивает, не давая флиртовать со всем, что движется, без лишней просьбы приносит лишнюю чашку травяного чая; Кит выражает одобрение мимолётной улыбкой, которую Лэнс замечает всегда и вопреки всему, беззлобно подшучивает, с удивлением понимая, как легко ему злиться только для виду, внутри же ограничиваясь раздражённым вздохом на все выходки этого придурка. Они заходят с разных сторон, по очереди хватая вёрткого кота за загривок, и тот изредка шипит, но привыкает, сам не замечая того. Когда Лэнс засыпает, вымотанный тренировкой Вольтрона, замолкнув на середине очередной байки и съехав щекой по спинке дивана на плечо Киту, тот сидит, не шелохнувшись, и высчитывает по секундам три минуты. Потом поворачивает голову и видит темноволосую макушку, скользит кончиками пальцев по чужой щеке, опускает на шею со спокойно бьющейся жилкой, задерживает ладонь на выступающих в вороте футболки ключицах и не может удержать неуверенной улыбки. Они проверяют его на согласность, а себя на прочность. Проверяют, но данных по проверке собрать не могут.  — Ого, выглядит круто! — без обиняков восклицает Лэнс, забыв о настройке горячей воды в душе, когда видит изменённую руку Широ, не спрятанную под длинным рукавом. Такаши вздрагивает и подавляет порыв накинуть на протез только что снятую майку, хотя та мокрая после тренировки и пахнет не розами. Кит, стоящий сбоку, следит за ними настороженным взглядом — он сам не любил прикасаться к искалеченной коже, но тщательно это скрывал. Он любит в Широ всё, без отвращения целует его шрам на носу и мелкую россыпь заживших ран по спине и груди, но с технологиями галры примириться не может. Они что-то инородное, неправильное до такой степени, что Широ сам старается лишний раз не касаться его протезом.  — Можно потрогать? — Лэнс безмятежно улыбается, но глаза у него горят от предвкушения, будто у ребёнка, увидевшего новую игрушку. Широ озадаченно кивает.  — Давай. — Спасиб, — откликается Лэнс, опуская ладони на стык протеза и живой плоти, осторожно ощупывает сеть шрамов, проводит пальцем по металлу, впивающемуся в руку. Кит видит, как вздрагивает спина Широ от его прикосновений, как он сжимает здоровую руку. «Ему больно?» — мелькает первая мысль, и Кит делает стремительный шаг вперёд, а потом додумывается посмотреть на лицо Такаши. Глаза того совсем темнеют от возбуждения, он тяжело дышит, пожирая голодным взглядом что-то болтающего Лэнса. Кит сам не может разобрать ни слова из того, что вещает этот беззаботный придурок, так ловко превративший их в двух чокнувшихся на нём котов. В ушах оглушительно стучит сердце.  — Это так… — начинает Лэнс, всё ещё всецело занятый рукой.  — Гадко, — заканчивает за него Широ, хмурясь и со свистом выдыхая.  — Офигенно! — восхищённым тоном завершает мысль Лэнс, а потом скептично выгибает одну бровь, поднимая взгляд. — Погоди, ты что-то сказал? Широ прижимает его к стенке душа, жадно целуя в шею. У Кита от этого зрелища по спине бегут мурашки, а из рук выпадает куртка. Он переступает её, даже не осознавая, что делает, двигает ли ногами и дышит ли вообще.  — Чу…чувак, — голос у Лэнса срывается. Он скользит ладонями по стенке душа, царапает ногтями маленькие плиточки. Широ обхватывает его за талию, ведёт губами по шее вверх, к уху, прикусывает мочку, отчего Лэнса буквально разрядом тока пробирает. Он вздрагивает, вцепляясь в широкие плечи, и его слова превращаются в скулёж. Кит не может больше на это смотреть, но стоит ему сделать шаг, как Лэнс оборачивается, будто только вспомнив о его существовании. На смуглых щеках тёмный румянец, взгляд совсем поплыл, но Лэнс умильно сводит брови домиком.  — Ки… Кит, это не то… Dio mio!* — он стонет в голос, запрокинув голову и стукнувшись затылком о плитку. Кит оказывается возле него каким-то совершенно диким то ли прыжком, то ли скачком через мини-портал, целует под подбородком, спускается к беззащитному горлу и слабо прикусывает, сдерживая желание укусить так же, как нередко кусает Широ, забывшись.  — Ох-х, па-арни, — скулит Лэнс, ёрзая в их двойных объятиях. У него слабеют коленки, и он едва не сползает по стене на пол, но Широ подхватывает его и прижимает к себе, а Кит заходит сзади, приникая грудью к спине, и скользит руками под майку. Лэнса потряхивает, он царапает плечи Широ и едва не ставит Киту фингал затылком. — Вы…не понимаете…что… Ха-а! Это «Ха-а!» само по себе — музыкальное произведение, настолько оно певучее. От него у Кита едва не срывает башню окончательно.  — Мы всё понимаем, — ворчит он в шею Лэнса. — Так что заткнись уже, — Кит видит глаза Широ поверх плеча Лэнса, и вид у того совсем не мирный и благовоспитанный, как раз наоборот. Не нарушая зрительный контакт, Кит склоняет голову, проводит губами по смуглой коже и шепчет. — Давай у нас всё будет горячо и счастливо? А потом кусает, вжимаясь в бёдра Лэнса и видя, как дичает взгляд Широ, когда он толкает их обоих в кабинку и захлопывает за ними непрозрачную створку. Кит сдирает с себя футболку, кидает куда-то под ноги и тянет майку Лэнса, практически дёргает. Лэнс вздрагивает, бросив на него испуганный взгляд через плечо, и вцепляется в одежду, как утопающий — в спасательный круг. Кит целует его в уголок губ, касается на пробу языком, пока Широ осторожно разгибает пальцы, сжавшиеся на майке.  — Если ты правда не хочешь, — шепчет Такаши и подаётся бёдрами вперёд, отчего Лэнс снова глухо стонет, приоткрыв рот, и Кит тотчас скользит языком между зубов. — Просто скажи. И мы остановимся, — Широ замирает, и Кит чувствует его крепкую хватку на своей руке. — Я не вру, Лэнс. Мы остановимся.  — Un corno!** — огрызается Лэнс, стряхивая руки Широ со своих ладоней. Кит не понимает ни слова и на мгновение пугается, едва не сгорая от стыда на месте — если они действительно просто сорвались и едва не заставили его сделать всё против воли, то лучше сразу отправиться на корабль галры и умереть прямо там. Призрачно, но героически. Лэнс выворачивается из их объятий и сдирает с себя майку, а потом подтаскивает Кита к себе за ремень и целует, уверенно облизывая нижнюю губу, и, едва Кит приоткрывает рот, сталкиваясь с его языком. Широ прижимается к нему сзади, опирается протезом о стену за их спинами, подаётся бёдрами вперёд, и этот толчок отзывается даже в Ките.  — Не так, — фыркает Лэнс, полуоборачиваясь и кладя ладонь на шею Широ, подтаскивает к себе и целует, пока Кит, уткнувшись носом ему в шею, пытается непослушными руками расстегнуть ремень. — Порно ни разу не смотрели?  — А ты, значит… — голос Широ срывается, но он всё равно договаривает, — смотрел?  — Не такое, — Лэнс дёргает ремень Кита, практически выдирая из петлиц, и вжикает молнией. — Но сообразить несложно, если не дурак. Кит в отместку цепляет пальцами край его боксеров и стаскивает их, мстительно усмехаясь, когда Лэнс жалобно всхлипывает из-за того, что тугая резинка задевает вставший член. В кабинке становится всё жарче, одуряющий цветочный запах освежителя воздуха лезет в нос. Широ опускает одну руку на ягодицы Лэнса, притискивая его ближе к себе, второй обхватывая Кита за талию. Такаши изо всех сил старается сохранить хотя бы каплю самообладания, но все его усилия рассыпаются, как карточный домик, когда Лэнс опускает сложенные кольцом пальцы на его член и делает пару движений на пробу. Кит пытается повторить его приём, но сам едва не падает, когда с ним проделывают тот же трюк, что и с Широ. Он толкается в руку Лэнса, зажмурившись и тихо постанывая сквозь зубы — вне всяких сомнений, потом ему припомнят эти жалобные умоляющие звуки. Но не сейчас. Широ впивается в его поясницу и ягодицы Лэнса до боли, наверняка оставляя синяки. Вскрикивает, когда чужие пальцы надавливают на ствол, отворачивается, кусая губу, и Кит, видя это, не столько думает, сколько делает на инстинктах — поддаётся вперёд, увлекая его в глубокий поцелуй и наугад вытягивая руку. Его пальцы сталкиваются с пальцами Лэнса, он чувствует подушечками бархатистую головку, очерчивает на ней круг, размазывая смазку. Широ стонет ему в губы, заходясь мелкой дрожью. Лэнс ругается на своём родном языке, когда его ладонь заливает сперма, крепче сжимает пальцы на члене, и сам протяжно стонет. Киту нужно ещё немного, но он не успевает даже попросить, как чья-то рука — он не понимает, чья именно, — опускается ему на мошонку, скользкими от семени пальцами лаская чувствительную кожу. Его потряхивает так, что, если бы не хватка Широ на пояснице — он бы точно упал. Лэнс прижимается к нему всем телом, загнанно дыша в шею, а Широ смягчает их поцелуй, пока, наконец, не разрывает его. Кит запоздало и совершенно не к месту думает, что теперь команда непосвящённых состоит всего из двух человек, и скрыть ничего и ни у кого не получится. Лэнс смущённо отстраняется от него и даже делает шаг в сторону, явно собираясь натянуть штаны и боксеры на заляпанные спермой ноги, но Широ ловит его за руку, бережно целует в запястье, как когда-то поцеловал Кита на выпускном. В груди, вопреки всем ожиданиям, теплеет, а не заходится от ревности.  — Не надо, — тепло улыбается Широ, всё ещё с алыми пятнами на скулах. — Всё в порядке, да?  — Ага, — бормочет Лэнс, исподлобья наблюдая за тем, как Кит, отвернувшись, чтобы самому не выглядеть куском помидора, сбрасывает джинсы, отпихивает их подальше от поддона и начинает настраивать воду. Потом сам начинает раздеваться, всё же дёргаясь, когда Широ задевает его локтем по голой спине. Их одежда одним общим комом валяется у самой дверцы и, по уму бы, её вообще надо выкинуть из кабинки, чтобы не вымокла и не стала вонять ещё хуже, но ни у кого нет на это сил и желания. Кит первым шагает под душ, ловя на лицо капли тёплой воды, а потом чувствует, как его позвоночника касаются пальцы — слишком мягкие, значит Лэнс. Широ зачёсывает седую чёлку назад и снова улыбается, не так тепло, как до плена, не так открыто, но, определённо, очень довольно. Бешеная карусель, вращающаяся в другую сторону, окончательно слетает с резьбы.