Цветы вечности

Маргаритка В Цунадэ Джираю привлекала не красота и даже не неприступность; скорее, то, как она держалась. Он был влюблен в нее сколько себя помнил. Мог спорить с ней, дразнить, мог быть для нее верным товарищем — это ничего не изменяло. Цунадэ не нуждалась в его чувствах. Джирая знал это совершенно точно, но, повзрослев, все же продолжал ухаживать за ней — не так, как в юности. Юности свойственно идти напролом, молодость начинает задумываться, а юными они оставались недолго. Шла война. Ухаживания Джираи проявлялись теперь в понимании. Столько времени следя за каждым шагом Цунадэ, он научился ее чувствовать. Возможно, лучше, чем чувствовала себя она сама. Именно поэтому Джирая никогда не стал бы навязывать свои чувства Цунадэ-химе: это была необыкновенная женщина. Он гордился уже тем, что находится с ней рядом, что ее поддерживает. О большем, как в юности, уже и не мечталось. Джирая знал, что Цунадэ ценит его молчаливую поддержку и его самого, что переживает за него больше, чем за многих. Этим все и должно было ограничиться, и его такой поворот событий вполне устраивал. Не любит? Пусть. Ему запретить себя любить она не может — только подглядывать. Но подглядывать за кем угодно можно, а Цунадэ всегда была и останется особенной. Джирая был с Цунадэ рядом, когда она потеряла брата, Наваки, и разделял ее боль, как мог — большего он для нее сделать не мог. Роза Когда Цунадэ начала встречаться с Катоу Даном, Джирая впервые серьезно напился. Не до яркого мельтешения мира в глазах, как это бывало раньше, — все казались чуть лучше, чем до этого, хотелось улыбаться, любить мир, не убивать, а творить, — до поросячьего визга. В хлам, вдрызг, в дымину, до краев расползающегося на глазах бытия. Он всегда отличался характером не менее буйным, чем Цунадэ, но, в отличие от Цунадэ, не обладал прирожденным величием. Выдержка далась ему не сразу, посредством множества тренировок, а расстаться с ней оказалось на удивление просто. Проснувшись утром на полу в туалете выделенной ему квартиры, Джирая почувствовал дикую головную боль. При попытке подняться боль усилилась, к ней добавилось головокружение и рвотные позывы — в общем, близость унитаза пришлась очень кстати. Через пару часов, кое-как приведя себя в порядок, Джирая понял: он готов принять то, что Цунадэ выбрала не его, и даже порадоваться ее счастью. В последнее время она прямо-таки светилась; Джирае нравилось видеть ее улыбку. Да и потом, Цунадэ всегда была с ним честна. Он оставался для нее только товарищем, значит, и вести себя полагалось, как товарищу. Если бы так же легко, как от зависти-ревности, можно было избавиться от другого, слишком сильного чувства... Джирая знал, что лукавит: даже найди он волшебное отворотное зелье, никогда не согласился бы его выпить. В конце концов, чувство к Цунадэ было не романтическими бреднями, а частью его личности — такой же, как страсть к подглядыванию. Гортензия За годы Цунадэ ничуть не изменилась — так Джирая подумал, пока не заглянул ей в глаза. Смерть Дана углубила надлом в ней, который возник после смерти Наваки. После войны она ушла из Конохи; был свой путь и у него. Глядя в янтарные глаза Цунадэ, Джирая впервые пожалел о том, что следовал своему пути. Скорее всего, он ничем бы ей не помог, да и что ей его достижения; он, в конце концов, был так же одинок, как она, но, в отличие от ее, его одиночество было добровольным. У него даже помощника не было, вроде племянницы Катоу Дана, которая теперь неотступно следовала за Цунадэ и наверняка не раз ее выручала. Смышленая девушка. Да, Джирая бы не помог. Но он мог хотя бы попытаться. Можно было сколько угодно говорить о долге перед другими людьми; подливая Цунадэ саке, Джирая подумал — это ведь эгоизм. Столько разговоров о мире, к которому он стремился, а в итоге — выпивка, деньги и женщины. И книги, в большинстве своем неприличные. Столько разговоров о мире, а в итоге — готовность убить Цунадэ, если она выдаст его и Наруто Орочимару, при первом же намеке; он всегда думал, что чувства к ней — часть его личности. На деле чувства оказались не долговечнее цветов, которые, сорванные, цветут не дольше пары дней. Цунадэ к Джирае романтических чувств не питала — зато ее товарищеские чувства оказались надежнее, чем он мог предположить. Она не выдала ни его, ни Наруто. Сирень — Только потому, что я — внучка Первого, — Цунадэ махнула рукой с чашкой саке, не расплескав ни капли; умеет пить, восхитился Джирая. Они сидели на скамье, так близко, как давно уже не сидели. Было хорошо. Весна. — Ты лучший Хокаге, которого может пожелать деревня, — возразил. — Ты это уже доказала. За последние три года... — Обстановка становится все напряженнее. Еще и эти Акацки... — Акацки беру на себя, — пообещал Джирая. — Знаешь, Цунадэ... Ты сегодня потрясающе красива. — Опять ты за свое, — Цунадэ хмыкнула. — Признай: будь я не Цунадэ-химе, а просто Цунадэ, ты бы на меня и не глянул. — Дело не в происхождении, — возразил Джирая. — Вот хотя бы Наруто. Он явно нравится наследнице знатного клана Хьюга, но даже этого не замечает. Только твою воспитанницу и видит, а она не из знатных. Все дело... в том, каков твой любимый человек. Цунадэ фыркнула; находилась она во вполне благодушном настроении, поэтому Джирая продолжил: — Я влюбился в тебя с первого взгляда, потому что ты была жуткая хулиганка. О том, кто твой дед, я узнал куда позже — когда он мне чуть уши не надрал... — Я и сейчас хулиганка, — сказала Цунадэ, поворачиваясь к нему. — Веришь? В ее глазах были лукавые искорки — как у топаза на свету. Красивое сравнение, подумал Джирая, тоже с полудрагоценными камнями связанное, но напрашивается не так очевидно, как с янтарем. А потом он не думал, потому что Цунадэ его первой поцеловала. Хулиганка как есть. Ирис Слов непристойных Цунадэ знала много. Обычно ими не пользовалась — ора и летающей мебели хватало, чтобы внушить уважение. Это бешеная энергия, неконтролируемый выброс, от такого выпивкой или выдержкой не излечишься, все проест, как кислота. Лучше сразу выпустить. Не женская даже склонность — такой энергии мужчины могли бы позавидовать. Потому Цунадэ и дралась получше многих, не в силу одного возраста. А, сбросив напряжение, дав волю ярости, могла лечить на холодную голову. Медиком она была гениальным — не «получше многих», а первой. Склонность всех Сенджу. Именно это, «хулиганское», позволяло им когда-то вести непрерывные бои и побеждать, несмотря ни на что. Много энергии. Бездна. И труда не меньше, работы над собой, на которой не делается акцент, которая воспринимается как должное. Джирая был уверен, что Цунадэ тренировалась не меньше, чем он. А то и больше — он вот ругаться так не умел. — Осторожнее не мог, старый ты пень, — ругалась над ухом, а по лицу слезы текли. Была счастлива, что вернулся — из деревни Дождя, откуда не возвращаются. Да еще и с информацией: узнал, что настоящего среди Пейнов нету, не там искать следует. — Так и нарывался, чтобы я не выиграла. Перед тем, как проводить Джираю в деревню Дождя, Цунадэ поставила на него. Рискнула — как три года назад на Наруто поставила. И в первый раз за долгое время победила. Знала, на кого ставить, паршивка; как тут не вернешься, когда такая ждет. Даже по частям приползешь... Есть ведь ради чего жить, и после того, как Наруто согласно пророчеству выучил. Вот только вопли сдержать не удалось, когда Цунадэ ругаться перестала и уже всерьез за лечение взялась, не просто на первое время залатала. Но это ничего, жить всегда сложнее, чем умереть. Подсолнух — Что ж ты банями больше не вдохновляешься? — спросила. Сидели на крыше, смотрели на изваяния Хокаге — на Шестого. — А ты почему в азартные игры не режешься? Цунадэ промолчала. Чуть погодя Джирая продолжил: — Орочимару вон тоже образумился. Если бы не он... Цунадэ кивнула. — Жизнь — непостоянная штука, — заключил Джирая философски. — Никогда не угадаешь, в какой момент все изменится. Совсем недавно был убежденным холостяком, а теперь вон все завидуют. Даже Наруто. — Хм. Цунадэ нахмурилась: она, в отличие от Джираи, полуофициальным бракосочетанием была недовольна. Замуж она далеко не сразу выйти согласилась — Джирая подозревал, потому, что опасности подвергать его не хотела. Вбила себе в голову, будто кто стал ее женихом — тот долго не проживет. Убедить Цунадэ удалось на пятой, кажется, серенаде. Разбуженная посреди ночи, всклокоченная и злая как тысяча демонов, Цунадэ была поставлена перед ультиматумом: или она убивает Джираю здесь и сейчас, или выходит за него замуж. В противном случае от серенад ей избавиться не удастся. — Не соглашусь с тобой, — сказала Цунадэ. — Жизнь... всегда дает нам то, что для нас — самое лучшее. Мы можем впадать в отчаяние, переживая одно горе за другим... Но без горя и радости не будет. Если продолжать идти дальше, оставаться верным тому, во что веришь... тогда происходят настоящие чудеса. Ты сам их создаешь, даже не подозревая об этом. Она улыбнулась. Джирая молчал. Просто смотрел на Цунадэ; он всегда любил ее улыбку. Может, и нет ничего постоянного, долговечного. Может, мир вскоре забудет их историю. Даже наверняка. Люди не живут вечно, так же, как цветы. Но вот то, что наделяет жизнь людей смыслом, вечно. Джирая это знал. Небо постепенно светлело: начинался новый день.