Я все ещё люблю тебя...

…Розы заменили мне людей. Цветы не курят, не изменяют, не просят новую помаду. Они просто украшают собой мир. Закончив с посадками, я возвращался домой, где не без удивления обнаружил своего полуночника.  — Где хочу, там и гуляю, отьебись уже от меня! — Лео нервно курил, сидя на подоконнике, оставляя на сигарете следы ярко-красной помады. — Засунь в задницу свои сатрапские замашки, я не твоя вещь! Расхохотавшись, юноша воткнул себе в вену маленький шприц, нажимая на поршень так, что его тонкие пальцы побелели от напряжения. Откинувшись на стену с довольным видом, Беккер выбросил окурок на тигровую шкуру, лежащую возле камина, и закатил глаза.  — Я тебя в клинику сдам. — Крикнул я, подходя вплотную.  — Только попробуй. Ты не посмеешь… Иначе…  — Иначе что? — Я выдохнул прямо ему в лицо.  — Иначе я уйду от тебя. К другому. Навсегда. — Рассмеялся Лео.  — Никуда ты не уйдешь, гребаный членосос! — Я схватил его за шиворот, стаскивая на пол, и со всех сил заехал Беккеру не то в живот, не то по яйцам. Шприц вылетел из его руки, куда-то отлетая. Темные очки сломались пополам.  — Что ты творишь! Пусти меня! Пусти! Ты сам во всем виноват! Сам! — Верещал блондин, катаясь по полу. Не помня себя, я колотил его, царапал, душил, выдирал волосы клочьями, укусил в шею, прижимая к полу коленом и держа за руки.  — Хватит! Хватит, умоляю! Не дай мне умереть! — Проскулил мальчишка, все-таки мальчишка.  — На колени живо, гниденыш! — Схватив еще не дотлевший окурок, я прижал его к шее Лео, так, что тот взвыл. Кое-как приняв нужное положение, он посмотрел на меня с укором в глазах. Повалив его на грудь, я схватил пустую бутылку, валявшуюся под столом, и вставил горлышком в его растянутую дыру.  — Пусти! Пусти, мне больно!  — Да? А я думал, приятно! — Я загонял все глубже и глубже, так что Беккер колотил руками по ковру, истошно вереща.  — Может, запихать тебе до конца? Достойная жизнь и достойная смерть!  — Нет! Не делай этого! Не надо, умоляю! — Он верещал от боли чуть то не в моё ухо. На его крики прибежал какой-то слуга, и тут же вышел. Это наши личные разборки.  — Назови хоть одну причину, чтобы не сажать тебя на кол! Назови! Давай!  — Я люблю тебя… Все еще люблю, мать твою, Вилли!  — Заткни свою немытую пасть, шлюхино отродье! — Я рывком вытащил бутылку, вызвав новый болезненный вопль. Развернув к себе Лео, я сплюнул ему в лицо и вышел вон.