Рабство

В городе – ночь. Два авторитета стоят друг напротив друга среди недостроенных заброшенных многоэтажек, хаотично размётанных по безлюдной окраине. Сзади каждого из них – шестёрки, все облачённые в чёрное, готовые в любой момент броситься друг на друга и поперегрызть глотки своими собачьими пастями за хозяев. Главарь шестого района по кличке Демон нарушает тяжёлую тишину, и от звука его голоса все шавки, даже его собственные, дёргаются. - Где мои деньги? Голос звучит мягко, но всё равно угрожающе. Ему отвечает король четвёртого самоуверенным голосом, но, нервничая, прячет потные ладони в задние карманы джинсов: - Тут такое дело, Себастьян… Пару моих парней накрыли с наркотиками, да ты и сам знаешь. - Где мои деньги, Ворон? Интонация Микаэлиса не меняется. От такого напора авторитету четвёртого становится всё хуже и хуже. Шавки сзади Тенгу придвигаются друг к другу ближе, чувствуя опасность и неуверенность Курамы. Кто-то достаёт нож. Они почему-то уверены, что скоро запахнет кровью, при том их собственной. - Мой основной бизнес – наркота, Демон, а когда нас накрыли… И копы на хвосте вьются, видишь ли… Себастьян скинул с себя кожаную куртку, которую сразу же поймал один из услужливых шакалов крепкими руками. Даже их пробирал холодный пот. Все знали, что Демон снимал косуху, когда собирался устроить побоище. Ворон испуганно попятился назад, и стук его собственного сердца показался ему самым громким во Вселенной колоколом. По спине холодными полосками прокатились капли пота. - Деньги, Тенгу, - низким голосом проговорил Микаэлис, безжалостно приближаясь и тяжело наступая на землю огромными берцами. Шестёрки Ворона сразу ощетинились, но понимали, что против парней Демона им не выстоять. Себастьян схватил Кураму за рубашку рукой в кастете и, опаляя чужую шею горячим дыханием продолжил: - Если не отдашь их, будет больно, обещаю. Демон был известен по всему городу, как страшный боец ближнего боя. Он никогда не соблюдал правил драки, а именно – бил лежащего, стрелял в спину и не исполнял последнюю просьбу. Никогда. Поговаривали, что он в совершенстве владеет ножами, и может так порезвиться, что от противника останется кровавое месиво, свисающее с поломанных костей. А ещё говорили, что из-за тяжёлого детства Себастьян не испытывает сострадания и мук совести, и Курама в этом не сомневался. - Постой, Себастьян, подожди, успокойся. – Голос Ворона прозвучал почти жалобно, но он очень уж не хотел упасть лицом в грязь перед товарищами. – У меня для тебя есть кое-что другое, я думаю, тебе это должно понравиться, только придётся самую малость подождать… - Опять ждать? – почти промурлыкал Демон, и в следующий момент Ворон почувствовал, как его горла касается холодный металл ножа. В этот момент ужасно захотелось жить. - Тебе точно понравится, я клянусь! Хотя самому жаль с таким расставаться, знаешь, он хорошо готовит, и из него вышла бы отличная шестёрка… Приведите Кицуне! – подал он команду шестёркам срывающимся голосом. Те сразу сорвались с места и исчезли за недостройкой, где стояли машины, чтобы притащить оттуда раба хозяина. Себастьян убрал нож, отступил на несколько шагов и с интересом уставился на Тенгу, хватающего губами воздух. На его глазах выступили слёзы, которые размазали подводку, и сейчас Курама походил на дешёвую шлюху. Демон невольно облизнулся. - Ну ладно, - кивнул Себастьян, откидывая назад волосы. Вдалеке послышались сдавленные крики, при звуке которых Курама облегчённо выдохнул, утирая со лба выступивший пот. – Пока что я оторвусь на твоём Кицуне. Но если ты не вернёшь мне мои деньги через неделю, я перебью всю твою банду голыми руками. И Демон обворожительно улыбнулся, нагоняя на Кураму ужас. Убежавшие за Кицуне появились скоро, и Кураме эти минуты показались вечностью. Четверо парней еле сдерживали его, хотя его руки были крепко связаны, а на голове был завязан чёрный мешок. Он хаотично дёргался из стороны в сторону, совсем как змея. - Чёртов Ворон! Вы с Микагэ так не договаривались! Куда вы меня тащите, сукины дети?! По хриплому голосу было понятно, что кричал Кицуне давно, не сбавляя громкости. Парня подвели к Себастьяну и тот небрежно ударил его кастетом в живот. Не очень сильно, но достаточно ощутимо. Кицуне согнулся пополам, взвыв. Демон сорвал с его головы мешок и замер с удивлением. На него безумными фиолетовыми глазами смотрел молодой парень, почти мальчик. Блондинистые волосы падали на его удивлённое лицо. - Ты… - поражённо прошептал Микаэлис. - О, чёрт! – только и крикнул Кицуне и стал пытаться вывернуться из хватки шавок Курамы с новой силой. – Что со мной будет, Тенгу?! - Это не мои проблемы, - холодно ответил Курама и дал сигнал своим парням, что пора уходить. Держащие Кицуне передали его банде шестого района и испарились вслед за товарищами и ликующим главарём. Блондин не унимался, трепыхаясь в захвате, как бабочка в паутине, и кричал: - Пустите! Пустите меня немедленно! В уговоре такого не было! Не было! - Вырубите кто-нибудь этого дикого кота. Только нежнее, парни, нежнее, - попросил Себастьян, и в следующий момент новый слуга Демона почувствовал у рта и носа мокрую и неприятно воняющую тряпку. Он отключился. * Кицуне очнулся в помещении, окутанном в полумрак. Пахло дорогим одеколоном, мокрым бетоном и сыростью. Он попытался встать с пола, застеленного только кожаной курткой, но перед глазами всё плыло и кружилась голова. - Очнулся? – услышал парень и повернул голову в сторону звука. В паре метров от него на стуле, закинув ногу на ногу, сидел Демон. – Ты как? - В порядке, - недоверчиво отозвался Кицуне, вспоминая, что с ним случилось и как он тут оказался. - Если чувствуешь слабость и головокружение, не пугайся, - сказал Себастьян. – Как тебя зовут? Как ты оказался у Ворона? - С чего это я должен отвечать? - Не забывай, что преимущество на моей стороне. Кицуне немного пришёл в себя и осмотрелся. Он находился в каком-то подвале. Тут было достаточно холодно, слабый мигающий свет давали лампы, некрасиво торчащие из серого бетонного потолка. В углах неровными кусками висела паутина, бросая на стены с облупившейся краской страшные рваные тени. - Где я и кто ты такой? - Отвечу, если скажешь ты, - парировал Себастьян. По нему было видно, что от беседы он получал огромное удовольствие. Кицуне, скрипнув зубами, сказал: - Томоэ. Отец продал меня в рабство на некоторое время. Демон удивлённо поднял брови, а Томоэ продолжил: - Но Микагэ не договаривался, что меня можно перепродать! - Зачем он продал тебя в рабство? – задал вопрос Микаэлис, вставая со стула и подходя к Томоэ. Он посмотрел на него снизу вверх и ответил, почему-то виновато отводя глаза: - Нужны были деньги. - Вот как. Пока незнакомец не вёл себя по отношению к Лису агрессивно, и он решил не лезть на рожон. Демон присел рядом на корточки и, не переставая улыбаться, проговорил: - Меня зовут Себастьян Микаэлис, и я твой новый хозяин. Сказать, где ты находишься, к сожалению, не могу, но скоро мы отсюда переберёмся в более приличное место. - Томоэ принюхался. Одеколоном пахло от Демона. – Обращайся ко мне «господин Микаэлис» и подчиняйся, больше от тебя ничего не требуется. Неожиданно Себастьян протянул к Томоэ левую руку и тонкими пальцами дотронулся до его щеки, а затем скользнул за ухо и ласково там почесал, как кошку. От такого обращения у Томоэ волосы встали дыбом. Он ещё никогда не ощущал себя более странно. - Господин Микаэлис, горизонт чист, можно выдвигаться! - раздалось откуда-то слева. Кричал один из подчинённых Себастьяна, весь в чёрном и с клетчатым платком, закрывающим половину лица. Улыбка на губах Себастьяна стала ещё шире. Напоследок слабо щёлкнув Томоэ по носу, он поднялся и пошёл вон. Кицуне совсем растерялся, наблюдая, как шестёрка подходит к нему, держа в руках тряпку. - Ты прости уж, но так нужно, - последнее, что услышал Томоэ перед тем, как он опять выпал из реальности. * Следующее пробуждение было более приятным, если в ситуации Кицуне можно было так выразиться. Он очнулся на большой двуспальной кровати. В комнате было немного прохладно и очень светло. Лёгкая штора колыхалась от слабого ветра. Пахло чистым бельём и деревом. Помимо кровати в комнате находилось большое зеркало и пара тумб из красного дерева по бокам от неё. От всего этого так и несло несметными богатствами и благородием, хотя Томоэ прекрасно понимал, что благородия в этих бандитах не было никакого. Особенно в гадком Кураме. Томоэ даже скрипнул зубами в ответ на воспоминания. Это началось два месяца назад, через три года после того, как Кицуне впервые назвал Микагэ папой. Именно тогда отец перестал баловаться травкой и замахнулся на кокаин. Дальше стало хуже. Микагэ только и делал, что испытывал кайф днями напролёт, дырявя свои синие набухшие вены на сгибе локтя, нюхая белые дорожки и что-то пережёвывая. В минуты полного забвения он вдруг говорил, что он Бог Земли, что истина заключается в элементарном и что на крылья бабочек лучше смотреть в полумраке, ведь тогда они возникают и исчезают, как жизнь и смерть, и уравновешивают сами себя. Томоэ не понимал этого. Он не решался идти против приёмного отца. Микагэ всегда был сам себе на уме и никогда не подпускал его к себе слишком близко. Никогда не целовал на ночь, не доверял свои проблемы и относился к Томоэ, как к собачонке на привязи – улыбался издалека, по-хозяйски бросая кости слов. Но Кицуне никогда бы не сказал ничего против. Никогда. Когда это началось, Томоэ стал работать как проклятый, забросив школу. Всё ради Микагэ, ведь он – свет и смысл его глупой жизни, может и далёкий, но всё равно согревающий, как утреннее солнце. С утра до ночи, изо дня в день Томоэ был грузчиком, дворником и даже торговал телом от безысходности, отдавая все деньги тепло улыбающемуся отцу. Когда Микагэ распродал все вещи и денег практически не осталось и еле хватало на самую дешёвую еду, так, что Томоэ рылся в мусорных баках в поискать хоть чего-то съестного, он сказал сыну своим тихим ровным голосом, что теперь у него есть хозяин. И Кицуне, получивший от нового господина такую кличку, не проронил ни слова в защиту своей чести и рванулся вперёд, лишь бы отец был счастлив. Воспоминание об их первой встрече Томоэ хранил в самом дальнем углу памяти, будто пряча его от самого себя, и лишь иногда позволяя себе забыться в нём. Томоэ было шесть лет, и он жил на улице, промышляя воровством. Чернота так глубоко забилась в его сердце, что он не видел уже ничего кроме копоти повсюду, даже на голубом небе, белых сугробах и красочных витринах магазинов. Тогда появился его спаситель, вытащивший его из мира несправедливости и грязи, который положил в ладони не евшего два дня маленького Томоэ красное яблоко, на которое мальчик засматривался с улицы, прижавшись лицом к стеклу. Ведь в этот магазин шестилетнего вора уже давно не пускали. Томоэ был слишком должен этому странному человеку, который так боялся собак и любил голубых бабочек, и поэтому не сказал ничего, со щенячьей любовью работая на банду четвёртого района. Какого чёрта Курама его перепродал? Конечно же Лис понимал, что авторитет спасал свою шкуру, но обида так туго обвилась вокруг его горла, что от этого ужасного чувства хотелось плакать. Так же, как это, Томоэ знал, что в этом мире он не нужен никому, особенно своему приёмному отцу. Продал на время? Как бы не так. Ведь теперь Томоэ полностью и без остатка принадлежал уже Демону. И, наверное, навсегда. Томоэ помотал головой в разные стороны, отбрасывая гадкие мысли и успокаиваясь. Не всё так плохо. Например, тёплая большая кровать, красивое зеркало и пол, выложенный мрамором, который приятно холодит ноги. А ещё – тёплый душ, который совсем как дождь смывает непрошенные слёзы с бледного лица. Обойдя квартиру, Кицуне догадался, что она, наверняка, принадлежит Демону, а ещё что находится она очень высоко (этаж пятидесятый, не меньше), и что снаружи за входной дверью стоят два здоровых мужика с оружием, мимо которых не удастся проскользнуть, да и не будет это иметь никакого смысла. Ведь идти некуда, их с Микагэ дом отец наверняка продал, и в любом случае этот человек совсем не будет рад появлению сына. Возможно, он про него уже давно забыл. Томоэ без проблем нашёл чем перекусить и вернулся в комнату, в которой очнулся. Только сейчас на тумбе справа от кровати он запоздало обнаружил записку. В ней был следующий текст: «Вернусь поздно, освойся тут пока и ничего не бойся. Одежда на стуле. Господин Микаэлис». Замечание про одежду было очень кстати, потому что после душа Томоэ до сих пор мотался по квартире в одном полотенце, намотанном на бёдра. Как оказалось, господин Микаэлис был шутником. Причём шутил он как-то странно и совсем не смешно. Уставившись на себя в женском фиолетовом кимоно, так любезно предоставленным ему хозяином, Кицуне напряжённо думал, поправляя узел спереди. Совсем как проститутка. Осталось лишь дождаться господина и отдаться в его руки. Себастьян пришёл ближе к полуночи, распространяя вокруг себя свою лидерскую ауру и терпкий запах дорогого одеколона. Он тихо разулся и прошёл в комнаты, застав Томоэ в гостиной на диване. На столике рядом стояла опустошённая на половину бутылка красного вина из мини-бара. Сам Кицуне, слегка заплетаясь в словах, читал вслух какую-то книгу, держа её в слабых пальцах. - Гёте, «Фауст». Странный выбор, - прокомментировал это Микаэлис, немного послушав. Томоэ бросил на него мутный взгляд и потянулся к бутылке. – Э, нет, хватит с тебя. – Себастьян выхватил её из неловких рук и переставил на безопасное расстояние. - Почему кимоно женское? – недовольно спросил Томоэ, вставая. Его немного шатало, совсем чуть-чуть. От алкоголя покраснели щёки и кончик носа. Себастьян слегка улыбнулся, наблюдая за ним. Он напоминал ему сонного и голодного кота, у которого, к тому же, отобрали любимую игрушку. Демон подошёл сзади и мягко опустил парня за плечи обратно на диван и принялся их не очень напористо массировать. Томоэ сразу расслабился, откинувшись назад с закрытыми глазами. Себастьяну почему-то подумалось, что сейчас Кицуне ведёт себя как смертник перед казнью – отчаявшийся, готовый на всё, переставший сопротивляться. - Я подумал, что тебе будет к лицу. Томоэ промолчал. - Микагэ попал в больницу с передозировкой, - сказал Себастьян отстранённым голосом, и от этого Томоэ подпрыгнул, немного напугав Демона своей реакцией, и развернулся к нему, пытаясь сесть на колени, безнадёжно путаясь в кимоно. - Как? Как он сейчас?! – нервно спросил он, цепляясь пальцами за спинку дивана так, будто от этого зависели его с Микагэ жизни. - Стабильно, - успокаивающе проговорил Себастьян, приглаживая растрепавшиеся белые волосы на голове Томоэ. – Жить будет. Томоэ не отстранился от этой ласки, понимая, что главнее хозяина для него сейчас никого нет. И эти пальцы в волосах были даже приятны, а голос, обещающий отцу жизнь, казался ангельской песней. - Как же хорошо, - отозвался Кицуне, снова смеживая веки, - я так рад, что с ним всё в порядке. * Томоэ проснулся поздно, почти в обед. Он был заботливо переодет Демоном в свободные пижамные штаны и рубашку. Сам Микаэлис тихо спал рядом, обнимая парня за талию и прижимая его к себе. Томоэ прислушался к ощущениям. Слегка побаливала голова и низ спины, было ужасно жарко. Себастьян проснулся от шевелений блондина и притянул его к себе поближе, от чего Томоэ как-то рвано выдохнул. - Жарко, - почти жалобно прошептал он, пытаясь отползти. Микаэлис без вопросов его отпустил, а сам закутался в одеяло по самый нос и продолжил прерванный сон. Томоэ стоял в ванной комнате напротив большого зеркала и смотрел на своё отражение. На бледной, почти меловой коже шеи и ключиц тёмными розами чайного цвета распустились синяки. Засосы были даже на запястьях и внизу мелко подрагивающего живота. На выступающих косточках таза виднелось несколько багровых укусов. Томоэ смотрел на себя совершенно отрешённо и думал только о Микагэ, которому, наверное, сейчас капали что-то в его выпирающие вены на тонких руках и кормили отвратительной больничной едой. Себастьян вошёл в ванную и застал Томоэ, который одной рукой завязывал пояс лёгкого халата, а другой чистил зубы. Демон встал рядом, выдавливая мятную массу из тюбика на зубную щётку. - Как ты себя чувствуешь? – спросил он, сплюнув пенную жидкость. Томоэ, слегка шепелявя из-за щётки, ответил: - Голова болит. - Не удивительно. Не пей больше. Может, ты хочешь чего-то другого? - Хочу, - с небольшой заминкой ответил блондин. – Сигареты. - Сколько тебе лет? – хмыкнув, поинтересовался Себастьян будто между делом. - Семнадцать с половиной, - бесцветным эхом отозвался Томоэ. - Договорились, тебе их доставят, только не разговаривай так, будто тебя убили. Предпочтения есть? - Какие-нибудь сладкие, - буркнул Кицуне и, набрав в сложенные лодочкой ладони воды, облил ей своё лицо. Себастьн поймал его за плечи и, легко поцеловав за ухом, шёпотом пообещал, что будет исполнено в лучшем виде. И опять ушёл на неопределённое время неизвестно куда. Томоэ чувствовал себя одной из наложниц в огромном гареме этого странного человека. И он был полностью уверен в том, что гарем существует, и в том, что там много людей разных возрастов и полов. Мысль была, конечно, глупая, но вероятность этого переходила порог в пятьдесят процентов. Сигареты действительно доставили. Вишнёвые и безумно дорогие. Первая затяжка Томоэ показалось ужасной гадостью. Вторая пошла легче, и вскоре он вошёл во вкус, выкуривая каждый час по две сигареты и занимая себя «Фаустом». Как ни странно, в этой огромной квартире не было никаких развлечений кроме алкоголя и книг. Ни телевизора, ни шахмат, ни даже какого-нибудь захудалого радиоприёмника, поэтому оставалось только читать и спиваться. В три дня пришла горничная и быстро навела во всей квартире идеальный порядок, но с Томоэ она, почему-то, не разговаривала. Да и говорить он не хотел. Не о чем было разговаривать, ведь его жизнь застряла тут, в рабстве Демона. Желания рваться на свободу не было. Бежать было не к кому и не зачем. Хотелось только, чтобы Микагэ не сильно страдал из-за больничной жизни. Ради отца Томоэ был готов на всё. И в подчинении Демона было лучше, чем у Тенгу. У Курамы приходилось много работать, убирать, готовить шестёркам поесть и снова убирать за этой кучей бесполезных амбалов, вечно воняющих кровью и потом. А тут следовало просто раздвигать в нужное время ноги и не открывать рот, когда не просят. Это, возможно, звучало немного жестоко и эгоистично, но Томоэ решил, что в его жизни наступили каникулы. * Себастьян решительно зашёл в палату. Стоило только заплатить врачам, и ему были открыты все пути. Без этих денег его бы точно не пропустили к Микагэ. В палате всё было ужасно белым, начиная от пола и заканчивая кожей пациента. Буйного Микагэ ремнями за руки и ноги крепко зафиксировали на кровати, чтобы он не причинил сотрудникам и себе никакого вреда. Себастьян сел на стул рядом, закинув ногу на ногу и замер, разглядывая пациента. Тот открыл мутные глаза и близоруко прищурился. На тумбочке рядом лежали огромные очки. - Так вот ты какой. Я тебя не так представлял. Мальчишка тебя прямо-таки до уровня бога возносит. - Мальчишка? – переспросил Микагэ хриплым голосом, чуть приподнимая голову. – Томоэ? - Да, паршивый наркоман, Томоэ. Микагэ приподнял брови и прокашлялся. - Как грубо, - заметил он. Себастьян сверкнул тёмно-алыми глазами, похожими на спелые вишни, и криво усмехнулся, откидываясь назад. - Бросай-ка ты это дело и выкупай пацана обратно. Хреновый из тебя папочка. - Не буду, - уверенно ответил Микагэ. – Пусть учится жить без меня и познаёт несправедливость этого мира, пока ещё юн. - Нужно ли было показывать ему, что мир не так уж плох, когда ему было шесть? Много же воды утекло с того времени. - Какой любопытный молодой человек, - отозвался Микагэ, слабо улыбаясь. – Откуда такая информация? - Мне было шестнадцать, - заговорил Микаэлис через несколько секунд размеренно и монотонно. – Меня звали по-другому, я выглядел иначе и был ребёнком улицы, как и твой приёмный сын. Мы жили бок о бок, спасаясь от смерти. Он совсем меня не помнит, но его образ прочно въелся в мою память. И когда я увидел его вновь, я был ужасно удивлён, ведь отчётливо помнил, что мальчишку взяли в добрые руки. - Ох, - тихо сказал Микагэ. – Надо же. Теперь его подобрали другие руки? Я очень рад, а теперь вон из моей палаты. - Вот как, - хмыкнул Себастьян, встал со стула и вышел, больше ничего не сказав. Микагэ долго смотрел на закрывшуюся за ним дверь, а потом тихо рассмеялся, переводя глаза на потолок. * Себастьян вошёл в квартиру и замер на пороге, принюхиваясь. Комната смердила странным приторно-сладким запахом, будто кто-то поджёг леденец. Оказалось, ужасно воняло сигаретным дымом, который Томоэ выпускал кольцами изо рта, лёжа на полу и наблюдая, как они разбиваются о потолок. Пепельница была полна окурков. - Ай-яй, - прокомментировал Себастьян, разгоняя дым перед собой ладонью. Он настежь распахнул окно, и в комнату ворвался поток свежего воздуха. Сразу после этого он отобрал у Томоэ новую сигарету, которую Кицуне уже успел зажечь и сделать пару затяжек. – Знал бы, что ты будешь так, никогда бы не позволил тебе такое. Томоэ безымоционально посмотрел на Микаэлиса и снова уставился вверх. Себастьян рефлекторно проследил его взгляд. На потолке не было совершенно ничего интересного. - Сегодня даже не читаешь. - Не хочу, - просто сказал Томоэ. - А что хочешь? Демон сел на пол рядом, глядя на него. - Господин Микаэлис, - тихо пробормотал Кицуне. Себастьян вздрогнул. Томоэ впервые назвал его так, - есть новости о Микагэ? - С ним всё в порядке, - сказал Себастьян, запуская в блондинистые волосы кисть. - Вы были там. - Где? – улыбаясь, спросил Демон. - От вас пахнет больницей. Повисла минутная пауза. Тишину нарушал лишь ветер, ласково перебирающий шуршащие шторы. - Да, - сказал он наконец. – Был. - С ним правда всё в порядке? Себастьяну вспомнились болезненные мутные глаза, фиксирующие ремни, очки на тумбочке, холодный голос и стерильная белизна палаты. О каком порядке могла идти речь? - Да, правда. Томоэ тепло улыбнулся. Себастьян наклонился, срывая с губ лёгкий поцелуй с привкусом сигаретного дыма. * На следующий день Себастьян пришёл поздно ночью с рассечённой бровью мрачнее тучи. От него несло тяжёлым спиртным духом. Томоэ ничего не спрашивал, понимая, что это – личное дело хозяина, и что он сам расскажет, если потребуется. Кицуне молча отсиживался в гостиной, попивая красное вино и читая очередную книгу, которых тут было в достатке. Себастьян пришёл из ванной с заклеенной пластырем бровью и сел рядом, тоже наливая себе вина. Томоэ стало неуютно. Демона в таком расположении духа он ещё ни разу не видел. - Томоэ, - хрипло позвал Себастьян. На звук своего имени парень развернулся. – Отсоси мне. Кицуне бросило в холод. Обычно Демон действовал сам, брал лаской и никогда не переходил границ, но что нашло на него сейчас, было непонятно. - Ты глухой, Томоэ? Работай. Блондин, двигаясь будто робот, сполз на пол и сел между широко расставленных ног Себастьяна и поднял на него лицо. Глаза Микаэлиса сверкали недобрым огнём. Томоэ поёжился. - Чего ты ждёшь? Под пальцами Кицуне расстегнулась ширинка с противным звуком, и парень наклонился вперёд. Через несколько секунд Демон шикнул: - Ты что, сыр на тёрке натираешь? Нежнее. Да, вот так… Томоэ чувствовал себя совсем не в своей тарелке. Ему было страшно и странно. Когда Себастьян запустил руки в его волосы и начал направлять голову, как нужно, Томоэ стало ужасно неловко и он еле подавил кашель. Микаэлис слабо застонал и хрипло проговорил: - Ты такая шлюха, Томоэ… Только посмотри, чем ты занимаешься… И всё из-за этого грёбаного наркомана Микагэ, который бросил тебя на произвол судьбы. Вот так… ещё глубже. Лис зажмурился так сильно, что на ресницах выступили слёзы. Ещё пара движений головой, и Себастьян отпустил его. Томоэ резко отстранился, прижимая к губам ладони и влажными глазами глядя на Себастьяна. - Глотай. Томоэ послушно сглотнул, но руки от лица не убирал. - Свободен. Сразу после этого Кицуне резко встал и убежал в ванную. Там он склонился над унитазом, и его вывернуло. Перед слезящимися глазами всё плыло, когда он полоскал горло. Более униженным он себя никогда не чувствовал. В памяти отпечатались слова Себастьяна: «…который бросил тебя на произвол судьбы». Тянуться к человеку, который бросил тебя, было так глупо. Томоэ, крепко вцепившись в раковину тонкими пальцами, еле сдерживал слёзы. Папа не придёт на помощь. Никогда больше не придёт. Когда Томоэ вернулся в гостиную, Себастьян уже спал на диване, расслабленно раскидав в стороны ноги и руки. Он был похож на вымытую на берег мёртвую рыбу. Кицуне проскользнул от него в свою комнату и, свернувшись на кровати в калачик, старался не плакать. Он провалился в тяжёлый сон, в котором Микагэ смотрел на него сквозь стёкла очков и смеялся. * Утро было на удивление холодным и серым. Томоэ добивало одиночество, навалившееся на него своей холодной реальностью. Не спасал кофе, не спасали книги и холодная вода. И, наверное, не спасло бы ничего, если бы на пороге не появился весь промокший и растрёпанный Себастьян. С косухи на пол капали капли воды, тяжёлые берцы были зашнурованы кое-как, волосы, обычно уложенные в аккуратную причёску, свисали мокрыми чёрными прядями на глаза. В руке Микаэлис сжимал пакет с апельсинами. Томоэ удивлённо поднял брови, разглядывая хозяина. - Микагэ сказал… - Себастьян перевёл дыхание и продолжил: - Ты любишь. Неловкие пальцы приняли подарок в руки. Томоэ переступил с ноги на ногу. Демон откинул волосы назад, быстро шагнул навстречу к Кицуне и крепко его обнял, зарываясь носом в тёплую шею, пахнущую сигаретами и чем-то совершенно особенным. - Прости, - выдохнул Себастьян, опалив чувствительную кожу горячим дыханием. – Пожалуйста. Ты мне нужен. Он слегка отстранился, чтобы посмотреть в глаза Томоэ. Блондин стоял с растерянным лицом, потерянно сжимая в руках пакет. - Да? – наивно переспросил он. - Люблю тебя, - прошептал Себастьян и втянул Томоэ в поцелуй. * Томоэ жил в этой квартире уже месяц. Себастьян обходился с ним как с принцессой, пытаясь угодить во всём и ничем не обидеть. Кицуне на это только тихо смеялся. Он так и не вспомнил Себастьяна, с которым вместе выживал на улице в суровые времена, но Демона это мало волновало. Курама вернул Микаэлису все его деньги. А Микагэ сбежал из больницы, и дальнейшая его судьба была не известна никому, но ходили слухи, что он умер от золотого укола и перед смертью громко звал сына по имени.