Часть 1
28 августа 2016 г., 10:32
Привет.
Как ты?
Нет, не отвечай, не вставай! Тебе нельзя! Ведь это выматывает, мучает тебя. Тьма, что окружает тебя, в которой ты находишься уже несколько тысячелетий, высасывает твои силы.
Ведь ты Светоносный, несущий свет, а она — твой враг.
Я хотела тебе сказать…
Крылья. У меня есть крылья. Вот они. Ты ведь видишь их?
Большие, золотистые с зелёными и рыжими искорками, так непохожие на твои. Я внешне больше схожа с Габриэлем — не знаю, о чём думал Отец, когда создавал нас двоих — неугомонного Трикстера и не менее шальную Архангелессу. Да, вместе мы чуть Рай не разнесли. И сейчас можем, если честно. А ты нам тогда помогал скрыться от злого Михаила. Я всё помню, братик.
Я опять говорю глупости. Болтаю о чём угодно, только не о самом-самом важном. Да и вся я такая — глупая, маленькая девчонка, которой ни за что не сравняться с великой Архангельской четвёркой.
Ты сидишь на холодном, сером полу Клетки в столпе, прожекторе падающего сверху на тебя света. Нет, это не тёплый, солнечный свет, что заставляет настроение стать чуть получше — это холодный, ледяной как и всё вокруг, словно пропущенный через призму мороза свет, что холодит от одного своего вида.
А я стою рядом — на границе света и тьмы, что смыкается за голубоватым ореолом, лежащим на полу. И не могу заставить себя сделать следующий шаг — помочь тебе, качнуться на твою сторону, принять и понять брата, которого все почему-то считают неправым.
Нет, не говори ничего — я знаю, что каждое слово причиняет тебе боль. Не надо страдать ради меня — любимой младшей неразумной сестрички.
Ради меня — той, ради кого ты пал.
Не молчи пожалуйста, ответь мне! Ах да, я забыла, что попросила тебя молчать. Прости. Прости-прости…
Ты едва, неуловимо качаешь головой, прося чтобы я не извинялась перед тобой. Бросаешь на меня короткий, словно выхваченный из ножен клинок, сине-стальной взгляд, который сияет чем-то не до конца утраченным, потерянным даже здесь, в Клетке.
И твой взгляд, как всегда, помогает мне перестать сомневаться в себе, вселяет уверенность.
И я решительно шагаю в круг, присоединяясь к тебе, но и не отвергая Небеса. Пока. Лишь пока.
Ты слабо улыбаешься и передёргиваешь плечом, ёжась от всепроникающего холода. Ворот твоей клетчатой рубашки съезжает на плечо, и я в ужасе ахаю — ты так исхудал, что кости плеча, кажется, вот-вот прорвут бледную, белую как свежевыпавший снег кожу с паутинкой просвечивающих тонких синих сосудов.
Ты торопливо, не желая пугать любимую сестричку ещё больше, возвращаешь ткань на место. Но я бросаюсь к тебе, падаю рядом на пол, проезжаюсь коленками по бетону. Решительно отодвигаю твои руки, что слабо пытаются мне помешать, и срываю хрупкую, полуистлевшую ткань с плеч, спины.
Ты так, так ослаб, что я с лёгкостью могу победить тебя в простой рукопашной, не то что в реальном бою.
Мне открывается твоя белая спина с неправдоподобно тёмными каплями родинок и кровавыми, свежими алыми царапинами. Нет, они неглубокие — как кошка подрала. И синяки, ужасающие фиолетовые пятна, цветы, распустившиеся на твоём теле.
Я не могу сдержать стон, полный боли и безысходности. Несмотря на то, что я внешне и немного внутренне похожа на Габриэля, крепко, чисто ментально, на уровне родства душ я связана именно с тобой, Люцифер. И твою боль я чувствую как свою.
Ты накидываешь то, что осталось от рубашки на свои плечи и пододвигаешься ближе, обнимая меня. Я только раскачиваюсь взад-вперёд, спрятав лицо в ладонях. В этот миг, когда я увидела твою спину, весь мир для меня рухнул — не осталось больше веры в справедливость Папочки, не осталось веры в твёрдые, будто чеканные слова Михаила о всеобщем благе. Если они так справедливы, добры — то почему ты, ничего плохого не совершивший, медленно умираешь в этой Клетке?! Почему?!
Ты еле слышно вздыхаешь, но в оглушающей тишине твой вздох кажется громом. Стискиваешь меня в своих объятиях чуть крепче, чем до этого, и в следующий миг надо мной распахиваются твои крылья. И я в очередной раз не могу не застонать.
Я видела крылья падших ангелов — хоть и целые, но покрытые перьями абсолютно чёрного цвета. Но такого мне никогда не доводилось встречать.
Обгорелые кости, угольно-чёрные перья, кое-где высохшая и обугленная кожа висит лоскутами. Некоторые уцелевшие перья сломаны почти что пополам.
Очередное доказательство того, что Бог жесток к тем, кто индивидуален и имеет свою точку зрения.
Ты грустно улыбаешься уголком губ, и я невольно засматриваюсь на твоё лицо. Оно красиво, в нём сохранился свет, несмотря на Тьму, которая вокруг. И улыбка осветила тебя, братик. Чуть-чуть, но всё же!..
Ты укрываешь меня своими крыльями по старой привычке — я любила сидеть у тебя на коленях, мы любовались закатом в Раю, и ты рассказывал мне сказки. Тогда твои крылья грели и защищали меня от свежего морского ветра. И сейчас от того, что осталось от твоих прекрасных крыльев, идёт едва заметное тепло.
Я робко протягиваю руку к кости, что нависает прямо надо мной. И замираю на мгновение, прежде чем дотронуться.
И не чувствую ничего ужасного. Холодная, гладкая, чуть шероховатая поверхность. Это всё тот же ты — это твоё тело, твои кости — и ничего такого здесь нет.
Ты опять горько усмехаешься.
А я, осенённая внезапной мыслью, выбираюсь из твоих объятий и шагаю во Тьму из круга света, оставляя тебя недоумённо смотреть мне вслед.
Я сравнительно недолго шарю в темноте, поскольку сразу нахожу необходимое.
Ты удивлённо наблюдаешь, как я тащу огромную кучу чего-то белого, переливающегося всеми красками радуги.
А я, войдя в круг, сваливаю свою ношу на пол, скидываю рубашку, оставаясь в футболке и начинаю методично распускать на нитки рубаху.
Ты осторожно приподнимаешь одну из белых вещиц и понимаешь, что это твои перья — белые, сверкающие опаловым блеском.
Да, Люцифер, это для тебя. Я разворачиваю собственные крылья и, сверяясь с ними как с картой, приматываю нитками перья к твоим костям, иногда отвешивая тебе подзатыльник, чтобы ты не вертелся и не дёргал крыльями, сбивая мне счёт — это как вязать свитер — пропустил одну петлю — начинай сначала.
С крупными перьями проблем не возникает, а вот с пушинками мне приходится повозиться — подвязать нужно всё.
Но наконец эта работа закончена. Я с усталым, но довольным вздохом отхожу немного назад, любуясь делом своих рук.
Ты приподнимаешь бровь, безмолвно спрашивая: зачем?
А затем, братик, что они прирастут, твои перья. Они не сгорели, когда ты падал — это дешёвенький спецэффект. На самом деле это сделала Тьма — это она ворует, обкрадывает, забирает с собой то, что может унести — воспоминания, любовь, надежду… В твоём случае — крылья.
Ты улыбаешься. Ярко, искренне. И мне видно, как стыдливо расползаются по углам тени от того света, что излучаешь ты.
Ты распахиваешь свои крылья во всю ширь и любуешься своим новоприобретённым сокровищем. А потом протягиваешь мне свою руку — и я сажусь тебе на колени, как тогда, в Раю.
Ты укрываешь меня своими белоснежно-опаловыми крылами, а я в ответ разворачиваю свои — янтарно-золотистые, так напоминающие закатное солнце, с зелёными искорками.
И ты начинаешь рассказывать сказку без слов — как тогда…
А ты видишь мои крылья? Вот они. Ну же, не молчи!..