Мерцание Sitra Ahra

      Небольшой шар из плоти катился по окрестностям. Странное, ни на что не похожее существо, состоящее из мышц, сухожилий и нервов, а ну и ещё, конечно, мозга. Оно думало, воспринимало, осознавало, хоть и совсем не так, как люди, своё существование. Впрочем, как можно сравнивать, ведь у существа нет ни зрения, ни слуха, ни обоняния, лишь аналог осязания, ощущение своих мышц и не слишком сильно развитое умение ощущать ауры.       Люди, если бы они жили в этом мире и могли встретить существо, сочли бы его нелепым и несуразным. И вряд ли бы они догадались о скрытом глубоко внутри разуме. Само существо не видело себя со стороны, не имело возможности ни с кем себя сравнить, не могло даже ощупать себя, перед ним стояла более важная задача, понять, кто и что он.       Оно очнулось некоторое время назад, осознало своё я, поняло, что оно живёт и умеет двигаться, ощущая поверхностью внешнюю среду, но… и всё. Кто оно, что, где как, одно ли оно или существует ещё что-то живое – ничего, ничего, ничего, никакой информации. Лишь смутное ощущение какого-то злого обмана. Что-то не так. Что-то скрывается во тьме. Но существо не обладало опытом ощущений или самоанализа, чтобы понять, пугает его неизвестность вовне или какие-то мысли внутри, или иррациональное ощущение того, что оно что-то знало и забыло… Оно ещё не умело осознавать таких вещей, хотя со временем, разумеется, научилось бы.       Вообще со временем бы оно развилось в отдельную форму жизни, своеобразную, но интересную. Однако не для того родилось это странное творение, эксперимент, злая насмешка – нет, не судьбы, а огромной и очень-очень плотной Сверхволи.       Какое-то время существо оставалось предоставлено само себе. Недостаточно долго, чтобы разобраться, почему иногда ему тепло, что его греет, и как точно нужно искать укрытие, когда делается холодно. Или чтобы понять, что это за странный, чуть болезненный, но приятный зуд внутри его многочисленных створок всё нарастает и нарастает. Существо, напрягая и расслабляя мышцы, по большей части из которых оно и состояло, научилось чуть разжимать и сильно сжимать то, что было скрыто за кожными складками-створками, усеивающими всё его тело, - это делало зуд чуть слабее и одновременно сильнее. Самими же створками оно ещё не умело управлять, лишь совсем немного умело ими шевелить, - для чего они нужны, существо тоже ещё не разобралось. Оно усиленно думало и размышляло, оказавшись от природы дотошным и любопытным, но многого не поймёшь, оставаясь в полной изоляции в глубине такого тела.       А потом отведённое на одиночество время кончилось. И существо ощутило давящее и очень тяжёлое чувство чужого присутствия. Причём не чьего-то непонятного, не каких-то неизвестных живых существ, от которых не знаешь, чего ожидать, которые могут вызывать любопытство и которых нужно изучить, а ощущение громадной чёрной стихии. Это была необъятных размеров аура, без границ, появившаяся из ниоткуда и сразу везде, она давила со всех сторон одновременно, ощущаясь злой и очень-очень опасной, заставляла замереть и болезненно сжаться, чтобы стать как можно меньше и незаметнее. Он неё исходила неприкрытая угроза, и существо ощутило сильный страх, но желания найти укрытия не возникло – убежища просто не могло быть. Некуда бежать, плотная чёрная аура заполнила всё как воздух, весь окружающий мир, оттеснив прежний, ещё не изученный мир и став новым.       Существо не ведало цветов, не обладая зрением, оно всегда находилось во тьме, и кругом всё было черно. Но огромная аура воспринималась тысячекратно концентрированной тьмой во тьме, смутно ощущаемой то ли за счёт своей плотности, то ли за счёт чудовищной, иной одушевлённости и наличия непонятных сверхэмоций. Живая Тьма.       Непонятное стихийное явление, ставшее всем, осматривалось, кидая части себя подальше от себя и так познавая окрестности. С ещё большим ужасом маленькое существо вдруг ясно осознало, что Оно ищет не просто кого-то, кто попадётся, а прицельно его. И Оно быстро нашло, не могло не найти. Шару из плоти показалось, что его осознание себя распадается на части, двоится и троится, когда на него упало что-то нематериальное, но горячее и плотное. Мгновенное чувство непонятного узнавания пронизало его одновременно с прожектором взгляда. Вяжущий страх разбавило этим иррациональным узнаванием, но узнаванием чего? Словно ясно, чего ждать – но на деле-то совсем не ясно!       Парадоксально, но в упавшем взгляде-луче тоже как-то ощущалось узнавание. «Вот ты где. Посмотрим, что исторгнет из твоей души это преображение», - за злой иронией этого бестелесного сильного голоса скрывалось так много невысказанных оттенков и полутонов. Существо растерялось, не могло не растеряться от необычности и ощущения чужого обращения, от удивления по поводу существования образов и речи, по поводу непонятного узнавания, по поводу всего происходящего. Не успело оно как-то сориентироваться во всей этой круговерти, как плотная аура, затопившая внешний мир, начала меняться. Что-то в ней перетекало и перемещалось – точнее существо сказать бы не смогло. Страх его не прошёл, оно по-прежнему не двигалось, пытаясь сжаться в точку, почему-то оно было уверено, что сейчас последует… нечто. Непонятное знание извне, возможно, почерпнутое из этой живой ауры кругом.       Трепещущий шар, несмотря на свои старания, заметно меньше стать не мог, а вот огромная плотная аура, затопившая всё, сделала одновременно оба действия. Она свилась в узелок, нисколько при этом не уменьшившись, но выделив в себе что-то, как-то причудливо изогнувшись и поменявшись, то есть уменьшившись и не уменьшаясь одновременно. Через несколько напряжённых мгновений ожидания шарообразное существо ощутило лёгкую дрожь земли, попыталось откатиться в сторону от эпицентра колебаний, но тут его плоти коснулось что-то горячее, обвило и решительно оторвало прочь от земли, приподняв. Ощутив первый раз прикосновения к чему-то живому, существо снова замерло от изумления. Ему было приятно, тепло и очень страшно одновременно. Он чувствовал, что ползущее по нему изгибающееся нечто является продолжением внешнего мира, которое искало его. Нашло.       Непонятное томление заполонило существо. Легко держащее его на весу чудовище обвило его ещё одним своим отростком. А потом ещё одним. Горячие и длинные, они теребили и мяли его, но не слишком сильно. Одурев от неизведанных ощущений, шар застыл, ожидая, что будет дальше. Когда один из отростков нащупал створки, а затем, решительно и даже злобно протиснулся между ними и засунулся куда-то внутрь, глубоко, в самую трепещущую плоть, существо сжалось. Оно закричало бы, если бы могло, но речевого аппарата у него не было. Однако лёгкие отзвуки боли довольно быстро сменились другими ощущениями: сжавшаяся плоть плотно обхватила вторгшийся отросток и, как ни странно, это доставило приятное ощущение наполненности и завершённости. Существо растерялось, не подозревая о такой собственной анатомической особенности, а обвившие его щупальца, всё новые и новые, находили себе свободные отверстия и тут же нагло вторгались в них. Створок на круглом теле существа имелось в избытке, и ни одно не осталось без внимания со стороны непонятного пришельца.       Сначала существо в панике решило, что его уничтожают, но, кажется, всё оказалось не так просто. Возвратно-поступательные движения соединившихся с ним в одно целое плотных щупалец доставляли необыкновенно приятное ощущение, и существо расслабилось, отдавая себя на волю этому заменившему весь мир живому нечто. Оно явно что-то знает и знает, что делает. С каждым движением всех входящих в его плоть щупалец существо чувствовало, что его тайные отверстия, о которых он до сих пор ничего не знал, увлажняются, позволяя скользить легче, - и это тоже доставляло удовольствие, растворяющее его в странно знакомом незнакомце. Существо блаженствовало и не думало противиться происходящему с ним, не смущаясь, ибо смущение ему вовсе не было ведомо. С каждым движением становилось всё приятнее и горячее, его плоть мерно пульсировала, плотнее сжимая в своих объятиях отростки этой непонятной непостижимости, - и осознание этого факта ещё больше увеличивало острое как лезвие удовольствие.       Так близко к центру, мозгу, будто незнакомец старался пробить себе путь к самому сознанию, к самой душе непонятного шара из плоти, всё ближе и ближе с каждым вторжением, сильнее и сильнее, острее и острее с каждым напряжением мышц – в момент, когда плоть принимающего существа сжалась в сладкой судороге всего окружающего мира, на него обрушилось видение.       …В галерее самых разнообразных бурных образов всей возможной жизни и смерти Инадзуми как заворожённая остановилась перед одним. На этой выставке «портретов» богов она присутствовала лишь как посетитель. Чёрный очень не любил, когда Его изучали, и даже если бы Его помощник смог интересно передать образ своего возлюбленного Разрушителя, соткав картину из обрывков энергий всех возможных полярностей, колебаний, видов и форм, то показать её другим помощникам богов Инадзуми бы не позволили. Поэтому, верная своему вечному любопытству, она плыла в этом пространстве-без-пространства, несуществующем месте без верха и низа, без права и лева, маленьком разломе на стыке многомерности бытия, которое избрали для своей встречи помощники богов. Их грозные покровители находились по соседству, на другом вибрационном слое универсума, решая свои непостижимые дела и разграничивая области влияния каждого на те или иные интересные ничейные миры, обмениваясь информацией, хвастаясь редкостями.       Не так просто отобразить индивидуальность и особенность Чёрной Дыры: этих сверхсуществ довольно много во Вселенной и с определённого расстояния все они кажутся одинаковыми, но в данном случае создателю портрета это удалось. Насколько каждая из Чёрных Дыр отличается от прочих своих коллег, знают только другие боги или их собственные помощники. Может быть, в данном случае помог тот факт, что изображённый на висящей в нигде кружащейся тьме полотна картины бог относился к классу сверхмассивных Чёрных Дыр, но Инадзуми застыла, не в силах двигаться дальше. Образ чёрного провала, похожий на других лишь с первого невнимательного взгляда, зацепил полиморфа. Она висела, не отрывая взглядов всей своей души от уходящего в бесконечность многомерного водоворота, и одно из её неплотных прозрачных щупалец-цеплялок незаметно от неё самой просочилось сквозь картину как сквозь портал, повинуясь нематериальному ветру гравитации повелителя тьмы.       Умение ли и талант неизвестного подручного этого удивительного сверхсоздания, уникальность ли и сила данной сверхмассивной Чёрной Дыры, но Инадзуми смогла дотянуться сквозь портрет и невесомо, едва заметно потрогать Его. Харизма и привлекательность иного чёрного бога, Его замкнутость и непривычное бесстрастное спокойствие, океан засасывающего равнодушия и ощущение взглянувшего на неё одного из миллиарда глаз всколыхнули целый букет запретных желаний в душе многоликого маленького создания раньше, чем оно успело осознать и остановить… себя. Инадзуми смогла ощутить под этими тихими огромными волнами равнодушия, в которых утонуло её прозрачное щупальце-цеплялка, так много всего довольно неожиданного и интересного, но не успела ещё осознать этот факт и обработать информацию, как всё её бытие обратилось яростным жгучим чёрным огнём.       Чёрный «свет», противоположный самому понятию существования, разметал её самосознание по клочкам раньше, чем Инадзуми успела хоть что-то подумать, заменяя бытие и её «я» одной лишь сплошной абсолютной болью выворачивания в не-жизнь изнанки универсума. Потом, безвременную бесконечность спустя, вновь и вновь обдумывая происшедшее, полиморф придёт к выводу, что Чёрное Солнце проявил милосердие, ударив своим чёрным «светом», а не Хаосом, который не оставил бы от души Инадзуми ничего того, что было бы по силам собрать даже богу, специализирующимся на архитектуре душ.       Первым же делом, превозмогая сладкое расслабления всех мышц своего нынешнего тела, Инадзуми попыталась сменить облик. Не вышло. Попыталась оставить его и обнаружила, что намертво привязана к этой беспомощной форме жизни практически без органов чувств. Пласт воспоминаний о том, что было до, вернулся, но что случилось после того, как её пронзили чудовищно злые лучи чёрного света? Чёрный стремительно уходил, выпутавшись из вспомнившего всё существа и теперь выпутываясь из мира, где оно находилось. Он делал это очень быстро, но Инадзуми, огорошенная и почти уничтоженная всем происшедшим, успела-таки мысленно крикнуть: «Нет! Не надо! Не оставляй меня так, я не хотела цепляться за него! Прости меня…» Но лишь слабую тень тающей усмешки смогла уловить маленькая прозрачная душа, запертая внутри странного шара из мышц, сухожилий и нервов.       Через мгновение чёрный бог покинул мир, оставив, впрочем, всюду обрывки своей ауры. А Инадзуми откатилась под какое-то убежище и осталась там, сжавшись и замерев. Ей больше не хотелось изучать окружающий мир и себя. Теперь она помнила, и любопытство уступило место безысходной тоске и боли. Остатки острого физического удовольствия, которыми ещё полнилось её тело, жажда повторения этого страстного соития, мышцы, скрытые за створками, сладко и чуть болезненно ныли: кажется, данное тело было создано специально, чтобы подчеркнуть именно эту сферу взаимодействия. Неудивительно, если вспомнить, кто его создавал. Если бы Инадзуми могла, она бы сейчас разрыдалась: тюрьма, даже без окон во внешний мир, без возможности выразить или проявить себя, и резко обострённое физическое желание – как грубое указание на отведённую ей роль.       Ни одного собеседника, даже потенциального. Она пыталась вновь докричаться до Чёрного Солнца, но Он молчал, ощущаясь где-то вне мира, не очень далеко, как огромная застывшая в космосе стихия, зубчато-острая и безучастная к какой-то жалкой песчинке. Инадзуми хотелось кричать, что она не виновата, что она вовсе не думала искать себе другого бога, что всё происшедшее – лишь нелепая случайность, но какой-то частью себя она понимала реакцию Чёрного и возмущение Его собственнической натуры. Именно поэтому Инадзуми и не думала о единственной доступной ей сейчас форме протеста – самоуничтожении.       Если бы память не проснулась, существо могло бы быть счастливо сейчас. Помощник же Чёрного Солнца лишь глубоко страдал, и винить в этом кого-то другого, кроме себя и своей рассеянности, не мог. Его тянуло к другим богам, тянуло всегда, хотя он искренне любил свою жестокую чёрную неотвратимость и не жаждал обрести другого покровителя.       Вскоре от горестных размышлений и самобичевания Инадзуми отвлекло всё более обостряющееся физическое желание её необычного тела. Кажется, Чёрный запер её в этом обличье с единственной целью утопить в беспомощности и унижении. Во всяком случае помощнице Чёрной Звезды сейчас казалось именно так.       Когда Он пришёл снова – спустя достаточный промежуток времени, чтобы физическое желание и отчаяние Инадзуми довели её до исступления и отчаяния – когда щупальца густой Тьмы обвили комок плоти, инстинкты взяли верх над рациональными размышлениями. Словно множество членов, щупальца живой Тьмы, чуть вибрируя, погрузились в многочисленные лона странного существа без имени. Наслаждение с лихвой пересиливало страх, но горечь мраморными разводами разбавляла сладость удовлетворения похоти: Инадзуми остро ощущала, что ей намеренно не оставили ни лазейки для побега или даже тени сопротивления. Не выразить, не показать ничего, словно обратная связь вовсе не интересует её страшного вечного спутника, словно она лишь вещь, лишь игрушка для удовлетворения причудливых фантазий Хаоса. Пренебрежение, унижение. Сломайся или покорись, меняясь, как бесформенная гибкая вода, гася без следа в себе все жестокие импульсы разрушения. Стать податливым концентрированным Инь – единственный способ подойти к яростному чёрному Ян её бога на расстояние слияния душ.       Узница странного тела полностью растворилась в поглотившей её страсти, пропали слова и понятия, остался лишь иной язык мышления: безусловно, более привычный и родной для Чёрного бога другой стороны бытия и Его помощника. Они бессловесно, беспонятийно «общались» на языке этого странного, хаотичного мышления, а душа Инадзуми сгорала в горьковатой жестокой неотвратимости. Она смирилась, как смирялась всегда перед своим страшным богом, безусловно, становясь Инь, и приняла наказание. Раскалённый чёрный ужас терзал её нынешнее тело, бесцеремонно и решительно, почти грубо – впрочем, Он не причинял ей боли намеренно. Шар плоти лучился ярким физическим удовольствием, растекаясь скользкой влагой из губ многочисленных половых органов, усеивавших его тело.       Казалось, лучи Чёрного не только трутся о внутренние стенки нынешнего облика Инадзуми, а пронзают её насквозь, прожигают тело, мозг и душу. Может быть, так оно и было: Разрушитель избегал стандартной материальности, выбирая или более тонкие, или более плотные виды проявленности на этой стороне мироздания. Сейчас Его бесформенно-энергетическое тело с лёгкостью могло насквозь прошить планету, разрушить её или оставить нетронутой – по желанию Сверхволи чёрного божества. Поцелуй Смерти, соитие с Хаосом, прикосновение к яростному чёрному Ян – каждая фрикция бесчисленных лучей Тьмы выворачивала, меняла, сжигала и воссоздавала заново что-то в пластах души Инадзуми.       Шар плоти бессловесно «стонал» всем своим существом, пульсируя каждой мышцей тела, изнемогая от невозможности закричать, изогнуться, впиться когтями, руками, щупальцами, лапами – чем угодно, лишь бы выразить чудовищный коктейль страсти, томления, агрессии, разрушения, саморазрушения и любви. Ему оставалось только принять в себя тягучую плотную Тьму и распасться под её чёрным излучением до несуществования, до над-существования над потоком этой стороны, вывернув наизнанку и многократно инверсировав свою личность, душу, свою вплавленность в реальность.       Когда душа Изменения, будто перед причудливым взрывом, замерцала завораживающим чёрно-белым сиянием, утопая в наслаждении, потере себя, унижении и безмерной любви, его Чёрный бог на мгновение позволил себе расслабиться, полностью затопляя собой и ассимилируя маленькую душу – идеально выверено и осторожно, чтобы не сломать. Казалось, Вселенная выдохнула, когда Чёрная Звезда как игла с нитками лучей прошила пласты реальности, возвращаясь на изнанку мироздания. Ткань пространства-времени мучительно выгнулась червоточиной.       Объяснения были не нужны. Инадзуми вновь собралась в относительно автономное неплотное я в недрах Чёрного Солнца. Всё важное они уже сказали друг другу, не говоря, пока составляли одно целое. Старая игра. Вечная игра Инь и Ян в осеянности миллиардов переливов Тьмы.       Лёгкая и одновременно едкая ирония бога захлестнула Изменение, словно бушующий океан.       - Я считаю, новый облик тебе очень подходит, - судя по оформленной в слова мыслеречи, они покинули изнанку бытия.       Инадзуми подавила в себе порыв заметаться от смущения. Прятаться в недрах Чёрной Звезды было некуда. Словно под льющейся тьмой миллионов чёрных прожекторов. Мысли и эмоции полиморфа открыты целиком и полностью пронзающему взгляду божества. Солнце любило смущать своего помощника, всегда мгновенно находя нужную для максимального эффекта формулировку.       - Нет, - нашла в себе силы ответить Инадзуми и осеклась, понимая, насколько её ответ противоречит тому невербальному, что не спрятать в чёрной плазме.       Чёрный усмехнулся этой нелепой попытке соврать.       - Очень нестандартный облик, как раз, как ты любишь.       - Только Твоя фантазия могла сотворить подобное существо! Ужасно, - Изменение вспомнил спектр своих ощущений, особенно до того, как память вернулась к нему, представил, как это выглядело со стороны, тут же наткнулся на любезно протранслированную картинку, и с мучительным мысленным стоном попытался отгородиться от информации. Но информация оказалась плотнее прозрачных нематериальных щупалец. Апофеоз беспомощности и унижения. Из-за желаний плоти постоянно жаждать, чтобы тебя отымели, и заходиться от восторга, когда…       - Да, да, я никогда не спорил, что Ты мастер в этом.       - Нет, неумелыми комплиментами тебе не откупиться, - веселье Звезды не ослабевало. – Мне понравилась игра.       - Ну сделай расу таких.       - Что ты, это эксклюзив для тебя. Тебе же понравилось, не отрицай.       Инадзуми мысленно вздохнула, не решаясь спорить с очевидным фактом.       - Считай этот облик костюмом для особенных случаев, - при этих словах богиня Изменений вспомнила, во что иной раз одевал её Тёмный Повелитель в их мире на религиозном празднике в честь богов, а потому над сравнением смеяться не стала. Один из потоков чёрной плазмы вдруг уплотнился и обвил тонкие тела Инадзуми, поймав её душу как в силки. Петли на какой-то миг угрожающе сжались.       - Не засматривайся в сторону чёрных дыр, - сдержанно и ровно, обманчиво безэмоционально, ярким контрастом с болезненным объятием проговорил бог-разрушитель. – Учись лучше контролировать свои цеплянья, Инми, а то твоё существование может стать очень безрадостным.       Инадзуми мягко прижалась к чуть не покалечившему её чёрному потоку, чьё прикосновение, впрочем, сейчас больше походило на едва жалящую острую ласку, и её душа расцветилась мириадами малюсеньких и тонких как пушинки отростков-волосков, которые, как железо к магниту, потянулись к окружающей её Сверхдуше бога.       - Да, моё Солнце.