Бекасов Шен : другие произведения.

Дети. Просто дети

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Проблема отцов и детей в очередном исполнении. Эпиграф: "...это же дети, странные дети, болезненно-умные дети, но всего лишь дети..." Стругацкие, "Гадкие лебеди".

  ***
  
  - Предпринимаемые тобою действия не адекватны моим рекомендациям, - наставительно-безучастно говорит мне Кир и после паузы вежливо добавляет: - Папа.
  
  - Ты все не так делаешь! - расстраивается Лия, и я ей почти благодарен за проявление нормальной эмоции. - Ты не подпрыгивай, а отталкивайся!
  
  - А есть разница? - раздраженно пыхчу я в ответ.
  
  - Необходимо сконцентрироваться на передаче обратного вектора. - Кир со скучающим выражением на лице смотрит куда угодно, но только не на меня. - А ты напрягаешь мышечную систему. Причем в высшей степени неэффективно. - Кир, наконец, останавливает взгляд на мне и повторяет с нажимом: - В высшей степени неэффективно.
  
  - Ничего не выйдет, - сдаюсь я. - Глупости!
  
  
  ***
  
  Я сидел за письменным столом в кабинете, рассеянно листал непонятно откуда взявшийся у нас в доме свежий номер журнала "Медицинский вестник" толщиною страниц в сто и с нетерпением ждал, когда жена позовет наконец всех к обеденному столу. Было без десяти минут два пополудни.
  
  Я как раз перешел от рубрики "Нейрохирургия" к рубрике "Онкология", когда в дверь тихонько постучали. Я с облегчением оторвался от журнала и произнес:
  
  - Войдите!
  
  Вошел наш садовник. Как обычно, он секунд пять с застывшим на лице выражением ужаса и любопытства смотрел на подарок моего тестя - чучело аллигатора, расположенное на полу прямо перед дверью, а затем, с трудом оторвав взгляд от монстра, посмотрел на меня с несчастным видом. При первом же взгляде на него создавалось впечатление, будто ему только что объяснили, что дважды два вовсе не равно пяти, растоптав тем самым святые устои его мировоззрения.
  
  - Что-то случилось, Герман? - высказал я предположение и приподнял правую бровь. Как заметила однажды моя жена (вообще склонная к скоропалительным выводам и странным метафорам), поднятая правая бровь - это у меня "козырной туз в тощей колоде эмоционального инструментария". Зачастую у меня возникало подозрение, что на нее плохо влиял ее новый психоаналитик.
  
  Герман застенчиво потупился и произнес:
  
  - Э-э...
  
  Ему было двадцать шесть, жил он в близлежащей деревушке и, по моим сведениям, кроме как ухаживать за садом, на большее в жизни не претендовал. Впрочем, этой осенью он, кажется, собирался жениться. По-моему, на дочери лесничего, которая, кроме как быть женой Германа, на большее в жизни тоже не претендовала.
  
  - Ну же, Герман, - подбодрил я его и взглянул на часы. Без семи два. В брюхе у меня заурчало. - Не беспокойся, я почти не занят. Как видишь, я просто читаю журнал. Хотя он очень познавательный, но читать о том, сколько можно хранить в холоде оторванную руку, чтобы хирург смог пришить ее обратно, - это, знаешь ли... - Я неопределенно пошевелил в воздухе пальцами. - Так что давай выкладывай.
  
  Герман сделал глубокий вдох и выпалил:
  
  - Они летают!
  
  - Вот как! - грустно заметил я.
  
  Прожив тридцать четыре (до отвращения прагматичных) года своей жизни, я по-черному завидовал способности некоторых людей делать подобные заявления, полные мудрой краткости и глубокомысленной неопределенности. Такие заявления иногда можно было услышать из уст моего двенадцатилетнего сына и моей шестилетней дочери, но Герман, конечно, был вне конкуренции.
  
  Герман, уловив странные нотки в моем голосе, обеспокоено нахмурился и повторил:
  
  - Они летают!
  
  - Птицы? Понимаешь, Герман, такое бывает...
  
  Герман захлопал глазами и энергично помотал головой.
  
  - Дети! - гордо заявил он.
  
  - Дети... - эхом отозвался я и загрустил еще больше. - Дети - это прекрасно, Герман. Они чисты и безгрешны, словно ангелы, и, наверное, действительно могут летать...
  
  - Правда? - удивился Герман и вздохнул. - А вот когда я был маленьким, я не умел...
  
  Глядя на несчастного Германа, я вдруг почувствовал прилив педагогического вдохновения.
  
  - А во сне? - осведомился я. - Ты же наверняка летал во сне!
  
  - Не-а, - отрезал Герман и покраснел. - Мне голые бабы снились.
  
  - Бабы... - повторил я и напряженно задумался. Мне очень хотелось утешить чем-нибудь Германа. - Зато тем, кто умеет летать, не снятся голые бабы! - триумфально возвестил я.
  
  - Ну? - недоверчиво произнес Герман.
  
  - Во всяком случае, мне такие не встречались, - убежденно сказал я.
  
  Герман лукаво ухмыльнулся.
  
  - А Кир? - злорадно спросил он.
  
  - Кир? - слегка растерялся я.
  
  - Ему снятся голые бабы, он мне сам рассказывал! А он летает! - Герман выглядел обманутым и обиженным.
  
  - Ты хочешь сказать, что мой сын рассказывал тебе, что ему снятся голые женщины? - Теперь обманутым и обиженным выглядел я. Я считал себя передовым отцом-воспитателем и был наивно уверен, что со своими первыми сексуальными проблемами Кир обратится ко мне, а не к Герману. Судя по всему, я жестоко заблуждался.
  
  - Рассказывал, рассказывал... - пробурчал Герман. - И Лия тоже...
  
  - Лия?! - обалдел я. Насчет своей дочери я услышать такое не ожидал.
  
  Герман растерянно посмотрел на меня и захлопал ресницами.
  
  - Нет, нет, я не про то! - затараторил он испуганно и успокаивающе. - Ничего такого она не рассказывала...
  
  - Ты сказал: "И Лия тоже", - с угрозой заметил я.
  
  - Тоже летает! - в отчаянии воскликнул Герман. На лице его было явственно написано, что он искренне жалеет, что пришел. - Я говорю, что Кир хоть и рассказывал о голых бабах, а ведь летает... Вы ведь сказали, что если летают, то без голых... То есть... Тьфу! Я хочу сказать, на черта мне эти бабы, я уж лучше бы летал! Понимаете? А они ведь летают! В смысле - не бабы, а Кир с Лией... Киру же снятся бабы, а он летает... И не во сне, а наяву! И Лия тоже... летает. Ей, понятное дело, бабы не снятся, - застенчиво и почти шепотом закончил свою пламенную речь Герман.
  
  - Ага, - сказал я, чтобы что-нибудь сказать.
  
  - Они летают, честное слово! - возбужденно и доверительно пробормотал Герман. - И не во сне, а наяву.
  
  Я взглянул на часы. Без пяти два. Я почувствовал раздражение. Герман мне уже надоел.
  
  - Послушай, Герман, не расстраивайся из-за пустяков, - умиротворяюще проговорил я. - Дети летают, ну и пусть! Мы с тобой уже не дети. У меня семья, да и ты скоро женишься...
  
  - А я хочу летать! - упрямо, совсем уже по-детски, заявил Герман.
  
  - Перестань, Герман! - Сдерживать раздражение я уже не мог. - У меня и так двое капризных детей, тебя мне еще не хватало с твоими сказками!
  
  Я встал из-за стола, всем своим видом демонстрируя, что разговор окончен. Герман стушевался, горестно вздохнул и вышел. Спустя минуту я тоже вышел из кабинета и спустился по лестнице в гостиную. Ужасно хотелось есть. Некоторое время я с задумчивым выражением лица стоял посреди гостиной. Зря я, наверное, в конце разговора с Германом сорвался... Как мне советовал мой психоаналитик, со слабоумными надо беседовать, поддерживая их представления о мире и соблюдая их манеру ведения разговора. Это должно помогать мне самому укреплять уверенность в собственной нормальности и подавлять какие-то там комплексы вины. Так что, если Герман уверен, что дети перед обедом имеют привычку летать, соглашайся с этим, а желательно, найди этому рациональное объяснение... Впрочем, по моим наблюдениям, сам психоаналитик никакими рациональными объяснениями себя никогда не утруждал.
  
  Наконец, из кухни вышла жена, неся в руках блюдо с чем-то дымящимся, горячим, вкусно пахнущим и сытным... В брюхе у меня начались спазмы.
  
  - Есть охота, Стелла! - взмолился я. - Умираю от голода!
  
  - Еще минуту, - отозвалась она, проходя в столовую. - Я для всех вас приготовила сюрприз.
  
  - Я могу до него и не дожить!
  
  - Ну, потерпи же, Виктор. Хватит ныть. Прогуляйся по саду. - И она скрылась за дверью столовой, унося с собой восхитительный аромат только что приготовленной горячей пищи.
  
  - Ну что ж, пойду нагуливать аппетит, - произнес я с горечью и вышел в сад.
  
  Я стал прогуливаться по садовой аллее - правда, несколько нервно и нетерпеливо, постоянно бросая взоры на окна столовой, словно юноша, ожидающий тайного знака от любимой. Я уже собирался плюнуть на выдержку и отправиться в дом добывать пищу, как услышал голос Лии:
  
  - Пап, пап, а мы играем в "поднималку"!
  
  Голос выражал явный восторг, только вот сколько я ни озирался, обладателя голоса никак не мог обнаружить.
  
  - Лия! - позвал я, но ответа не удостоился.
  
  Интересно, что это за игра такая - "поднималка"? Надеюсь, ничего садистского... Я представил, как Кир азартно поднимает Лию и радостно бросает ее в пропасть... М-да.
  
  Год назад мы переехали сюда, чтобы я наконец смог отвлечься от зарабатывания денег и вплотную заняться написанием докторской диссертации. В обмен на десять изматывающих лет сплошного бизнеса я получил приличный капитал, этот благоустроенный и безобразно дорогой дом с садом и семью с женой-домохозяйкой и двумя детьми. В общем-то, я был вполне счастлив. Семейная жизнь меня устраивала, никаких перемен не хотелось, потому что все было хорошо.
  
  Не верите? Что ж, правильно делаете. Если быть до конца честным, все было почти хорошо. На самом деле, в жизни у меня обнаружились две серьезные проблемы.
  
  Во-первых, после десяти напряженных лет предпринимательства я заработал ишемическую болезнь сердца.
  
  Во-вторых, выяснилось, что дети у меня - вундеркинды.
  
  Ну, с первой проблемой все понятно: часто бывает, что вместе с деньгами зарабатываешь еще небольшой довесок в виде потенциального инфаркта.
  
  Что касается второй проблемы, то, если кто-то сомневается, однозначно утверждаю: дети-вундеркинды - это проблема. Приятная или нет, это дело вкуса. Например, когда мы еще жили в городе, у меня часто ныло сердце при виде одиноко идущего из школы Кира, которому никто из одноклассников не подавал руки. Или при виде одиноко играющей на игровой площадке в близлежащем парке Лии, к которой ни одна девочка не решалась подойти. О, я помню эти родительские собрания... "Ваш сын подавляет других ребят...", "Он ставит себя выше остальных...", "Мой Робик чуть не покончил с собой, когда ваш Кир отобрал у него все призы на последней олимпиаде!..", "Ваш сын жесток! В его присутствии никто не решается отвечать на уроках..." и т.д. В ответ я пожимал плечами, я увещевал, я уговаривал, я кричал, я бил кулаком по столу... В конце концов, можно было понять преподавателей этой самой обычной муниципальной школы, которые вдруг осознали, что они уже не авторитет для какого-то мальчишки из младших классов, способного поставить учителя в тупик заумным вопросом прямо посреди урока... Можно было понять и родителей, к которым со слезами прибегали их дети, после того как Кир одним комментарием выставлял их на посмешище... Видел я и этого Робика, красу и гордость школы, скромного и, несомненно, очень умного мальчика, медалиста и победителя разнообразных школьных и городских олимпиад... и какое у него было выражение лица, когда на очередной школьной олимпиаде Кир разгромил его по всем позициям, не дав набрать ни одного очка... У меня было сложное чувство, когда я смотрел на торжествующего Кира и поникшего Робика; честное слово, я готов был понять их всех - всех, кто получил охлест по лицу одним только внешним видом Кира - холодным, замкнутым, немного сонным и всегда смотрящим "сверху вниз".
  
  Наверное, они были в замешательстве и не знали как поступить, а потому поступили подло. Приехала целая делегация из Института психиатрии и решила забрать Кира и Лию на обследование. Я, Стелла и наш адвокат еле отбились... Тогда дело для меня закончилось первым инфарктом.
  
  Это было год назад. С помощью адвоката я нашел этот дом рядом с деревушкой, где находится тот самый лицей...
  
  - Вот видите! - услышал я приглушенно-сдавленный шепот прямо у себя над ухом.
  
  От неожиданности я вздрогнул и обернулся.
  
  Герман с несчастным и обреченным выражением лица посмотрел на меня и безмолвно указал пальцем вверх.
  
  Я задрал голову. И схватился за сердце.
  
  
  ***
  
  - Пап, ну не огорчайся, посмотри же на меня! - увещевает меня Лия, добрая душа. - Я, пока научилась, так плакала, так плакала! А на самом деле все очень просто. Надо только отодвинуть землю.
  
  - Отодвинуть землю? - еще не отдышавшись, переспрашиваю я. - Куда же я тебе ее отодвину?
  
  - От себя, - просто отвечает этот шестилетний монстр-вундеркинд.
  
  
  ***
  
  Они висели прямо в воздухе, держались за руки и оживленно друг с другом беседовали. Вид у них был в высшей степени непринужденный. Можно было, конечно, не поверить своим глазам, но это было ниже моего достоинства.
  
  Прикрывая ладонью глаза от солнца, я прокричал:
  
  - Кир! Лия! Что вы там делаете?!
  
  Более умного вопроса в тот момент я придумать не смог.
  
  - Вы видите? - благоговейным шепотом пробормотал Герман. - Я же вам говорил, что они летают! И всегда перед обедом!
  
  - Заткнись! - прошипел я.
  
  Я был зол, потому что ничего не понимал. Тем более я был зол, потому что вспомнил, как жена сказала, что это обычное состояние никчемных отцов - ничего не понимать.
  
  - Пап, пап! - услышал я сверху восторженный писк Лии. - А мы играем!
  
  Я натужно улыбнулся и приветливо помахал рукой.
  
  - Спускайтесь вниз! - гаркнул я и закашлялся.
  
  - Черт меня побери! - каким-то подвывающим голосом выругался Герман, после чего перекрестился. - О Господи!
  
  - Выбери кого-нибудь одного! - ядовито сказал я ему, продолжая откашливаться. - Богохульник!
  
  Герман уставился на меня жалобным взглядом.
  
  - Давеча Лия кепку с головы у меня сшибла, - пожаловался он. - Прямо на лету! - Он судорожно вздохнул. - А потом за галками гонялась... Чуть всю яблоню мне не осыпала. Я-то уж кричал, чтобы не шалила, а она смеялась и шишками в меня кидалась! Прямо по макушке заехала...
  
  - Какие шишки? - нервно осведомился я. - Чего ты врешь? Откуда у нас в саду шишки?
  
  - В саду, ясное дело, нету, - согласился Герман. - А вот за рекой, около школы, есть сосновый лес... А они частенько туда летают.
  
  Я снова посмотрел вверх. Кир тянул Лию за руку вниз, она сопротивлялась, но в целом эта ангельская парочка, судя по всему, медленно опускалась.
  
  - Чего ж ты, дурень, молчал? - напустился я на Германа. - Давно они этим... забавляются?
  
  Несчастный Герман стал похож на больную и побитую собаку. Взгляд его наполнился скорбью.
  
  - Я думал, пусть резвятся, - еле слышно ответил он. - Откуда ж я мог знать, что летать нехорошо? В наше время черт их разберет... Всякие штуки по телевизору показывают... А Кир говорит, что этому его в школе научили, а он потом Лию научил...
  
  - Летать, что ли?!
  
  - Ага, - простодушно кивнул Герман. - Целый предмет про это есть. Называется... Ах ты, черт возьми, мудреное больно название... Лия-то называет это "поднималкой"...
  
  - "Поднималка"... - убитым голосом повторил я. С ума сойти.
  
  Я и Герман дождались приземления детей, сохраняя гробовое молчание.
  
  До отвращения довольное выражение лица Кира подозрительно смахивало на выражение лица остряка, только что отмочившего первоклассную шутку. Лия же была явно и искренне недовольна тем, что ее веселую игру в "поднималку" прервали грубые взрослые.
  
  - Ну, пап, - обиженно забубнила она, - мама на обед еще не звала, дал бы еще поиграть...
  
  - А ну, идите-ка сюда! - деловито приказал я и принялся их осматривать.
  
  Они не возражали. Как я и боялся, никаких технических приспособлений, кроме детских наручных часов, я у них не обнаружил. Наверное, у меня был очень глупый вид, потому что выражение лица Кира перешло из просто довольного в довольное до неприличия.
  
  - Ну чего ты ухмыляешься? - угрюмо сказал я ему. - А если вы оттуда на землю грохнетесь? Кто вас по кусочкам собирать будет?
  
  Чушь несу, подумал я. Никуда они не грохнутся. Скорее, это я сейчас грохнусь в обморок.
  
  - Это же "поднималка", пап, как ты не понимаешь! - горячо возразила Лия. - Оттуда никак не упадешь!
  
  Я упорно смотрел на Кира, старательно изображая на лице осуждение и святой родительский гнев. Это явно не действовало. Впрочем, я сам не знал, чего добивался.
  
  Кир, наконец, перестал ухмыляться и с серьезным выражением лица проникновенно произнес следующую фразу:
  
  - В целом, папа, вероятность выхода из поля антигравитации и дальнейшего неконтролируемого падения на поверхность Земли в текущей ситуации была крайне маловероятной. Я повторяю, крайне маловероятной. Так что повода для высокой степени беспокойства не было.
  
  - Ага! - только и выдавил я из себя.
  
  Кир продолжал смотреть на меня серьезным взглядом (пожалуй, чересчур серьезным для одиннадцатилетнего мальчика). Лия, громко сопя, наклонилась, чтобы застегнуть расстегнувшуюся застежку на сандалии. Герман испуганно поглядывал то на меня, то на Кира, пока, наконец бочком не начал ретироваться в сторону калитки. Я не стал останавливать его. Я лихорадочно пытался переварить увиденное и услышанное.
  
  - Это цитата из вашего школьного учебника, Кир? - осведомился я.
  
  - Сомневаюсь, папа. В высказанном мною тезисе превалирует риторика, в то время как учебник изобилует скорее физико-математическими построениями. Не думаю, что мне стоит что-либо из него цитировать, папа. Может возникнуть некое недопонимание с твоей стороны.
  
  - Э-э... оно уже возникло, Кир. Я имею в виду это самое "некое недопонимание"... - Я натянуто улыбнулся. - Кажется, уже скоро два года, как ты перешел в эту новую школу для интеллектуалов, не так ли?
  
  - Если это в самом деле интересно, то сегодня наступил семьсот двадцать четвертый календарный день моего пребывания в Заречном лицее, папа. Это не школа для интеллектуалов, папа. Это стандартный лицей. Разница существенная, если не возражаешь.
  
  - Не возражаю, Кир, конечно, не возражаю... Просто я не думал, что школьная наука достигла таких высот, что ученики вот просто так летают...
  
  - Это удается далеко не всем, папа. Хорошего знания теории недостаточно. Необходимо уметь применять ее на практике, причем не в лабораторных условиях. Результат моих опытов оказался положительным. Я удовлетворен, папа.
  
  Разговор явно зашел в тупик. Больше всего меня сбивала с толку даже не речь Кира, а этот проницательный и спокойный взгляд умудренного опытом старца. Дети так не смотрят. Господи, что они там сделали с моим сыном!
  
  
  ***
  
  - Лия предпочитает применять иррациональную методологию, папа. - Кир с сомнением качает головой. - Ее объяснения с трудом поддаются формализации. С другой стороны, если применить ее стиль вербализации понятия "обратный вектор", то я склонен полагать, что такой вариант будет более доступен для твоего понимания, папа.
  
  - Кир, ты можешь изъясняться нормально? - осведомляюсь я.
  
  - Нормальное изложение в твоем понимании есть искусственное упрощение, а это изымает значительную часть смысловой нагрузки любого высказывания, что нежелательно. Иногда недопустимо. Это дискуссионная необходимость, папа.
  
  - Выпендреж это! - возражает Лия, и я снова ей благодарен.
  
  
  ***
  
  А ведь директор Заречного лицея был очень любезен, когда два года назад я привел к нему Кира...
  
  "В ваших проблемах нет ничего особенного! - энергично восклицал он. - Вундеркинды гонимы, и это естественно... Все гениальное удушается в людях еще в детстве... У нас благородная миссия, - вдохновенно продолжал он, - наш лицей призван сохранять и развивать выдающиеся способности детей. Ваш сын будет общаться с себе подобными, он избавится от всех тех комплексов, которые преследовали его, когда он учился в обычной школе... Мы будем не загонять их мировоззрение в некие рамки, а наоборот, устранять любые барьеры, мешающие полету их мысли и фантазии... Вы решили купить здесь дом? Что ж, лучше, конечно, чтобы он постоянно жил в лицее, но если вы настаиваете... Я думаю, он сможет посещать вас по выходным... Нет, посторонним лицей посещать не разрешается, мы ограждаем учеников от беспокойства извне и бережем их поистине драгоценный внутренний мир... Вашего сына здесь оценят по достоинству и всегда помогут. Ну, решайтесь же!"
  
  Мне были продемонстрированы всякого рода лицензии, отзывы родителей, рекомендация Академии наук, характеристика от ЮНЕСКО и от ЮНИСЕФ... В конце концов я согласился. На меня не произвела особого впечатления вся эта мишура хвалебных речей, верительных документов и безупречной репутации. Главное было то, что я прекрасно помнил, что ждало моего сына, если бы он вернулся обратно в город, в свою обычную школу. "Поймите меня правильно, но я как преподаватель иногда просто не понимаю, что говорит ваш сын!", "Эй ты, гений сопливый! Сколько будет дважды два?", "Ваш сын задал весьма странный вопрос нашему учителю физики... А он у нас весьма уважаемый человек. Понимаете, получилось весьма неловко...", "Скажи своему ублюдку, чтоб не умничал, понятно? А то мой парень быстро его научит уважать старших..."
  
  К тому моменту, когда наш адвокат открыл существование Заречного лицея, Кира уже ненавидела вся школа, Лия осталась без подруг, коллеги жены на ее работе сочувственно и одновременно злобно шептались у нее за спиной, а мой личный врач озабоченно сообщил мне, что...
  
  И я плюнул на все. Купил дом с садом, устроил Кира и Лию в лицей, а сам сел за диссертацию. Я впервые почувствовал себя счастливым. Ну, почти счастливым...
  
  Наверное, со стороны я выглядел прекрасным семьянином, любящим мужем, преуспевшим бизнесменом на отдыхе, целеустремленным исследователем, соискателем ученой степени... но вот каким отцом?
  
  "Привет!" - говорю я по утрам Киру. "Доброе утро, папа," - вежливо отвечает мне сын. "Привет!" - говорю я Лие. "Привет, папочка!" - весело отвечает мне дочка. Нормальное утро. Прекрасное утро. Дети не грубят и вполне искренне приветствуют родителей. В наше время это достижение.
  
  "Как дела в лицее?" - однажды спрашивает Стелла у Лии за завтраком. "Было весело, мамочка! Вчера я загибала прямые," - гордо сообщает Лия. "Загибала прямые?" - пока еще улыбаясь, переспрашивает Стелла. "Да, по кругу." - Лия руками рисует в воздухе перед собой воображаемую фигуру, похожую на что угодно, но только не на круг. "Ты соединяла прямые в окружности?" - снисходительно поправляю я. "Зачем? - удивляется Лия. - Я загибала прямые по кругу, чтобы они расширялись..." "Чтобы круги расширялись?" - уточняю я и бросаю взгляд на Стеллу - она уже не улыбается. "Нет, чтобы расширялись прямые, - с досадой отвечает Лия и пожимает плечами: - Кому это нужно, чтобы расширялись круги?" "А кому нужно, чтобы расширялись прямые?" - несколько агрессивно спрашиваю я, теряя терпение от отсутствия взаимопонимания. Стелла под столом пихает меня ногой. Лия невозмутимо отвечает: "Это нужно всем, чтобы цепочки не разрывались. Только ты этого не умеешь, и за тебя это делают другие. Правда, они не знают, что делают это, но зато они делают это лучше, чем я. Я же пока учусь," - рассудительно добавляет эта шестилетняя "загибательница прямых". "Да, милая, это нужно всем нам," - подбадривает дочку Стелла, хотя в ее голосе мне слышится скрытое отчаяние. И наконец, до этого безмолвный Кир изрекает: "Это нужно мирозданию."
  
  Стоит ли удивляться, что Киру я вообще старался не задавать вопросов? Ничего, успокаивал я себя. Испокон веков дети обгоняли родителей интеллектом, но родительский совет требовался всегда. Когда девочки становятся девушками. Когда мальчики становятся юношами. Когда приходит первая и, как правило, несчастная любовь. Когда окружающий мир ставит подножку... Мое время придет. Придет время для моей житейской мудрости, и мы с Киром еще поругаемся по-настоящему, кто из нас прав и кто больше понимает в жизни. И я услышу нормальные обидные слова из уст родного сына, а не эти чертовы "Сомневаюсь, папа", "Не думаю, что здесь применима твоя рекомендация", "Располагаемая тобой информация значительно устарела"... А пока главное - не ломать их. Быть терпеливым. Суметь остаться передовым отцом-воспитателем, основная воспитательная задача которого - не вмешиваться, ибо любое вмешательство разрушит их внутренний мир... Слава богу, что есть этот лицей!
  
  Так я думал и убеждал себя. Пока сегодня в два часа пополудни не проследил взглядом за указующим перстом Германа и не увидел...
  
  Черт меня подери, пусть они холят и лелеют свой внутренний мир, пусть загибают прямые и расширяют мироздание, пусть! Но летать?! Мои дети умеют летать, а я узнаю об этом от садовника! От слабоумного садовника, который еще и в курсе первых эротических снов моего родного сына! (Интересно, кстати, Кир о таких снах рассказывал Герману в своем излюбленном стиле? "В период пониженной активности головного мозга имела место генерация специфических визуальных образов в виде... гм... голых баб...".)
  
  - Лия, золотце, - вкрадчиво проговорил я. - А как вы это делаете?
  
  - Играем в "поднималку"? - бесхитростно уточнила Лия.
  
  - Да-да, - закивал я, натянуто улыбаясь. - Вы ведь чем-то пользуетесь, не так ли?
  
  - В данном случае применяется функция обратного вектора, - пояснил Кир. Судя по его виду, он полагал, что этим объяснил все.
  
  Я проигнорировал высказывание Кира и выжидающе смотрел на Лию.
  
  - Ну, папа, я не знаю. - Лия нахмурилась, подбирая слова. - Нужно просто оттолкнуться от земли, - наконец изрекла она.
  
  - Оттолкнуться от земли... - безнадежно повторил я.
  
  - Ну, Кир, объясни ему! - в искреннем отчаянии обратилась Лия к брату.
  
  Кир, как мне показалось, демонстративно вздохнул, покрутил шеей и вдруг приподнялся над землей примерно на метр. Насколько я мог судить, ни один его мускул не напрягся, даже выражение его лица не изменилось. Наверное, это было глупо, но я инстинктивно прислушивался, может быть, надеясь услышать звук какого-нибудь моторчика, как у Карлссона, однако никаких подозрительных шумов мне обнаружить не удалось. У меня снова запершило в горле.
  
  - Функция обратного вектора, - занудным голосом заговорил Кир, - позволяет удаляться от объектов со значительным гравитационным полем за счет использования потенциальной энергии тяготения. Земля является наиболее массивным объектом с этой точки зрения.
  
  - Исаак Ньютон, - пробормотал я.
  
  - Что? - осведомился Кир.
  
  - Я говорю, Исаак Ньютон. Закон всемирного тяготения.
  
  - К сожалению, никогда не слышал о нем.
  
  Я промолчал.
  
  - Для эффективного использования энергии тяготения, - продолжил Кир, - необходимо придать импульс объекту и поддерживать пропорциональный энергетический баланс. Хочу подчеркнуть: не равновесие, а пропорциональный баланс. Многим обывателям кажется, что целесообразнее придать импульс своему телу, однако с точки зрения функции обратного вектора вектор импульса преодолеет меньшее энергетическое сопротивление при направлении его на объект тяготения...
  
  - Кир, я ничего не понимаю из этой псевдонаучной галиматьи, - раздраженно перебил я.
  
  - Я, собственно, и не ожидал сколько-нибудь значительного познавательного прогресса с твоей стороны, - невозмутимо парировал Кир.
  
  - Вот как! - с горечью заметил я.
  
  - У него получится, Кир! - запальчиво возразила Лия. Я вымученно улыбнулся ей. - Он же наш папа! У нас получается, значит, и он умеет. Должен уметь!
  
  - Лия, умение определяется знанием и навыком, а не степенью генетического родства, - наставительно сказал Кир.
  
  Лия подбежала ко мне и схватила за руку.
  
  - Пап, не бойся, у тебя должно получиться!
  
  - Погоди, Лия, - слегка опешив, сказал я. - Уж не хочешь ли ты сказать, что я сейчас научусь летать?
  
  - Не бойся, пап! - Лия подмигнула мне и тоже начала подниматься вверх, не отпуская моей руки.
  
  Наверное, если бы Стелла сейчас выглянула в сад, у нее случился бы легкий припадок. Это было интересное зрелище: два ребенка висят в воздухе около отца, а папаша с отвисшей челюстью, словно якорь, удерживает дочку за руку...
  
  - Ну же, оттолкнись от земли! - пискнула мне сверху Лия.
  
  Скорее всего, на меня так подействовал ракурс: я смотрю вверх на дочку, которую держу за руку, а она сверху мне ободряюще улыбается... а где-то рядом, слегка за кадром, плавает в воздухе сын, который не верит в меня настолько, что даже не улыбается, хотя бы насмешливо...
  
  И я подпрыгнул. Потом еще раз. И еще раз. Чувствуя себя полным идиотом. И еще раз.
  
  - Предпринимаемые тобою действия не адекватны моим рекомендациям, - наставительно-безучастно сказал мне Кир и после паузы вежливо добавил: - Папа.
  
  
  ***
  
  - Так ничего не выйдет, - еще больше расстраивается Лия. - Кир, я знаю, ты можешь помочь ему.
  
  - Что ты имеешь в виду? - настороженно спрашивает ее Кир, но сразу видно, что он уже понял, что именно она имеет в виду.
  
  - "Проникалка", - коротко отвечает Лия и многозначительно смотрит на него.
  
  "Проникалка"? Мне становится отчего-то не по себе.
  
  - Нет, - твердо отвечает Кир.
  
  - Ну, пожалуйста, Кир! Я хочу, чтобы папа полетал с нами.
  
  - Я сказал - нет! - мрачнея, отзывается Кир, избегая смотреть на меня.
  
  - Лия, золотце, не нужно... - начинаю было я, но Лия, судя по всему, настроена решительно.
  
  - Тогда я не научу тебя играть в "толкача", - злорадно сообщает она Киру, чем приводит того в явное замешательство.
  
  - Лия, прекрати... - угрожающе говорит он и умолкает. На лице его отражается борьба противоречивых чувств. У меня даже не хватает фантазии представить себе, что такое этот "толкач", но, видимо, нечто очень увлекательное, если Кир готов поддаться на простейший шантаж младшей сестры. И он сдается.
  
  - Возьми меня за руку, папа, - деловито приказывает он, и у меня нет даже мысли о том, чтобы спорить и сопротивляться. - Через десять секунд после того, как я скажу "Начали!", произойдет нечто, чему я дал временное терминологическое определение "проникновение". Ранее я испытывал эту методику только на Лие. Я не намереваюсь давать вербальное описание этой методики, так как ты испытаешь ее на себе в самое ближайшее время. - Кир делает глубокий вдох и негромко произносит: - Начали!
  
  Долгих десять секунд ничего не меняется. Я боюсь даже дышать. А потом начинается... Проникновение.
  
  Ощущений множество, неохватное множество. Ощущения есть даже там, где их раньше не могло быть. Например, я что-то чувствую средним ухом... или третьим глазом? Словами невозможно описать... разве что смену ракурсов. Сначала я вижу себя глазами Кира: я вижу, что мое тело поднимается вверх, а на моем лице застыло выражение радостного ужаса. Потом я вижу удаляющиеся подошвы моих ботинок: наверное, я вижу себя глазами того места, где только что стоял... Затем ко мне приближается макушка чьей-то головы... моей головы! И я медленно втекаю в собственную голову... Наконец, я смотрю на все собственными глазами. Только вися в воздухе на высоте трех метров.
  
  - Ура! - взвизгивает в восторге Лия где-то около моего уха. - Папа летает с нами!
  
  Три метра пустоты под ногами кажутся мне бездной. Мои дети, парящие вокруг меня, напоминают мне амурчиков с какой-то картины эпохи Возрождения. Я не могу прийти в себя после испытанного "проникновения". От самой мысли, что я сейчас делаю, захватывает дух... Точнее, мне душно. Меня поташнивает. Трудно дышать. Сердце колотится как сумасшедшее...
  
  Сердце. Колотится. Сердце с рубцом от первого инфаркта.
  
  - Кир... - хриплю я. - Мне...плохо...
  
  Все куда-то проваливается.
  
  Я словно лежу на дне какого-то колодца, из-за его края внутрь заглядывают лица Кира и Лии. У них испуганные лица. У обоих. В глазах Кира я вижу страх, настоящий страх.
  
  - Эх, Кир, какой же ты еще маленький... - беззвучно шевелю я губами и пытаюсь улыбнуться.
  
  - Пап, что с тобой? - испуганно вопрошает Кир. - Ты подожди, я сейчас маму позову... Ты подожди, слышишь? - Его лицо исчезает за краем колодца. - Мама! Мама! Мама!!!
  
  Дети. Просто дети.
  
  
  ***
  
  Когда через несколько лет мы будем летать вместе с Киром над рекой и он, смущаясь, спросит меня, что я думаю о той девушке, которую он пригласил к нам погостить, я ему, хитро улыбаясь, скажу: "Знаешь ли, Кир, учитывая внешние параметры рассматриваемого объекта тяготения, я полагаю, что..." А когда он недоверчиво посмотрит на меня и начнет с досадой кусать губы, я рассмеюсь и просто скажу: "Она мне нравится. Вы хорошая пара."
  
  Все-таки я передовой отец-воспитатель!
  
  
  (2000) http://www.bekasov.ru/
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"